Я бы с удовольствием разделила с ним спальное место на печи, куда он любезно меня пригласил, но мне и так казалось, что я стеснила его и нарушила границы, да и ему обет так блюсти, наверное, сложнее. Отказалась, пытаясь найти удобное положение. Тепло, стоявшее в доме с вечера, постепенно уходило. Большое стеганое одеяло, отданное мне с печи, было как нельзя кстати.
Илья чиркнул спичкой и подкурил. После пары затяжек протянул сигарету мне:
— Моня говорит, что в Припяти есть такое место, пройдя через которое, попадаешь в другое измерение.
— Он же молчит все время. Ты это только что придумал? Чтобы я в Припяти хоть что-то хорошее видела?
— Молчит. Но мы с ним давно уже тут, как-то понимаем друг друга, — Илья протянул руку, вернула ему сигарету. Мужчина стряхнул пепел в сигаретную пачку и снова затянулся. — Он говорит, что там, после того, как ты это место пройдешь, все совсем по другому. И Припять — настоящий живой город с людьми.
— Он там был?
— Говорит, что был. Я бы ему не поверил, но у него газета есть, «Известия», датированная позапрошлым годом. Я знаю, что она и сейчас выходит, но это точно не те «Известия», которые я у Мони видел. В его газете СССР, а этой страны давно нет. И новостей таких сто лет никто не пишет.
— Может это розыгрыш какой-то, со станции, например?
— Нет, — Илья покачал головой, в последний раз затянулся, погасил окурок в пачке, которую смял и бросил тут же рядом. — Не похоже. — Он на минуту задумался. — Я, конечно, не рвусь за периметр, да и не особо мне хочется людей видеть, но ведь интересно. По логике, этого не может быть. Но просто, ради любопытства, я бы туда сходил.
— Мне трудно представить Припять живой. От нее скоро совсем ничего не останется, а ты говоришь, люди. Такое только в книжках со сказками может быть…
Черт не ответил, потом все так же бесшумно встал и выскользнул на кухню, откуда через минуту вернулся, неся что-то в обеих руках:
—На вот, держи, — протянул мне одну. Я села, укутавшись чуть ли не до самой шеи одеялом, коснулась пальцами холодной чашки:
— Что это?
— Нычка моя, — хоть мне и не было видно его лица, я слышала, что он улыбается. — Нашел в подполе, когда за припасами полез. Дед Филипп сам делает.
Я втянула носом воздух над кромкой чашки. Пахло вином и совсем чуть-чуть какими-то специями.
Сталкер снова приземлился на пол у дивана и сделал большой глоток из своей кружки:
— Это намного вкуснее чем чай. Совсем забыл, что оно у меня там стоит.
Я попробовала напиток на вкус. Какое-то очень необычное, терпко-сладкое, чем то напоминающее гранатовый сок. Держала во рту, пытаясь распробовать и понять, что оно мне напоминает. Но на ум ничего не приходило.
— В прошлом году очень много всего уродилось в садах. А у деда здесь огромный виноградник, чего у него там только нет! Миллион сортов. Дед виноград свой очень любит и трясется над каждым кустиком, — Илья перебрался с ногами с холодного пола на край моего спального места, примостился спиной к грядушке. — Не знаю, зачем ему столько. Наверное с молодости привычка запасы делать. Он же не пьет совсем. Здесь вообще и пить-то некому. Меня вот угощает иногда. Смотри, осторожнее, — он усмехнулся. — Пьется, как компотик, но если много выпить, можно и на ноги не встать. Говорят, радиацию выводит из организма лучше всяких лекарств.
После нескольких глотков, мне показалось, что в груди у меня разлилось что-то теплое, оно будто грело изнутри, даря приятное тепло в стылой комнате. Голова слегка кружилась и захотелось прилечь, оставив пустую чашку в ногах, кутаясь в кокон одеяла.
Сама не заметив как, я задремала, убаюканная тихим голосом Ильи, рассказывающего что-то про своего волка, Моню, Пса и еще каких то обитателей этого тихого места. Он по-турецки сидел у меня в ногах, на диване, все также прислонившись спиной к его боковине.