***
С наступлением темноты, еще раз проверив экипировку, мы выдвинулись по направлению в одно из отселенных сел ЧЗО — Старым Шепеличам.
По дороге Фаза объяснял, как можно найти ориентацию в пространстве на случай, если вдруг что-то случится с компасом. Слава Богу, погода стояла тихая, и мы довольно быстро передвигались по заснеженному полю.
Где-то в стороне остались несколько желтых треугольников с черным цветком - символом радиации, предупреждающих о заражении, натыканных то ли по краю захоронения, то ли ограничивающих особо фонящую территорию. К таким отметкам Фаза приближаться не советовал. Местами был велик риск просто спалить дозиметр, настолько огромен был фон.
— Не зря их тут понатыкали, — пояснил он. — Чем дальше от них, тем лучше.
Постепенно стали попадаться деревья, которых становилось все больше. Пока не начался лес.
Снова появились поваленные стволы, коряги, ветки, переплетающиеся и цепляющие за одежду. Мы молча продирались сквозь чащу, изредка перебрасываясь парой слов.
За спиной моего проводника едва слышно позвякивала двустволка. Официально в этих краях охота была запрещена. Но бродить ночью по лесам безоружным было намного опаснее, чем попасться охране Зоны.
— Стой! Ты что ж под ноги не глядишь? — он кивнул головой вниз. По спине пробежал холодок. Прямо у меня под ногами я разглядела капкан. Может быть, со страху мне он показался огромным. — Тут смотри в оба. Чуть зазеваешься — и все. Ногу сломать может. Да, и если не поломает, идти потом точно не сможешь.
— Я в такой темноте не вижу, — стала оправдываться я. — И снегом замело.
— Фонарик на что тебе? Это я привычный по темкам ходить. На меня не смотри. Сейчас тут вряд ли кого встретишь. Разве что мародеров. Капканы — их рук дело.
***
Остаток пути до покинутого села прошел без особых приключений. Было всего два привала, во время которых мы по-быстрому перекусывали и пили чай, который Фаза кипятил на костре в отмытой железной банке из-под тушенки. Почему-то поразил цвет углей, оставшихся от нашего очага. Точнее, их неоново-оранжевое свечение. Свалила все это на впечатлительность и перенасыщенность событиями за последние несколько дней.
Под утро где-то далеко впереди замаячил первый дом. Когда подошли ближе, обнаружилось, что от него остался один остов — все сгорело.
Впрочем, расстраиваться было незачем, за пепелищем виднелась заросшая, едва различимая дорога, с пустыми темными домами по обе стороны.
Для остановки выбрали небольшой домишко. Фон был относительно нормальным. Даже стекла на окнах остались никем не тронуты. Немного повозившись с дымоходом, мой проводник растопил печь. Мы попили чаю и свалились от усталости в потеплевшей комнате. Я в спальнике, Фаза рядом на лавке с рюкзаком под головой.
Часть 6
Я проснулась от холода, пробравшегося в комнату и глухих хлопков входной двери. Печка давно потухла, но мой спутник, казалось, совершенно ничего не чувствовал и продолжал мирно спать, отвернувшись к стене.
Закрыть дверь получилось раза с пятого. Во дворе я заметила кабана, преспокойно ковыряющегося в сугробах. Хотелось в туалет, но выйти побоялась. Нужно разжечь огонь в печи. Потом будить Фазу, ужинать и идти дальше.
Отдохнувшей я себя не чувствовала. С непривычки ноги гудели, как после школьного кросса. Хотелось курить, но сигарет осталось совсем мало. Наверное, нужно бросать. Вдруг этот Черт окажется каким-нибудь неадекватом или занудой. Михалыч не зря акцент на моей вредной привычке сделал.
Где-то вдалеке прогремело дважды. Было похоже на выстрелы. От этих звуков проводник проснулся. Вскочил и долго не мог понять спросонья, где он находится. Озирался, тер глаза.
— Эт чо? Стреляли? — хрипло спросил он.
— Не знаю. Похоже.
— Огонь пока не разводим. Сухпайком перебьемся.
Фаза порылся в своем мешке и достал яиц, хлеба и банку сгущенки. Я добавила к этому натюрморту сало и печенье.
Сидели, жевали всухомятку, пока мужчина не начал икать:
— Не, без чаю дело не пойдет, — выдавил он в перерывах между спазмами диафрагмы. Все так же, икая, посмотрел по окнам и потом, наконец, дал добро на розжиг печи.
За окнами быстро смеркалось. Мы допивали чай в полумраке.
— Там кабан во дворе ходит, — пожаловалась я. — В туалет боюсь выходить.