Внуки сидели на голом полу прижавшись друг к другу и я вдруг подумала, что наша Аленка застудит себе придатки сидя на холодном кафеле: «А ей ведь еще рожать!» Эта мысль каким-то чудесным образом встряхнула меня и заставила выйти из того созерцательного состояния, куда я погрузилась, похоже, слишком глубоко. В тот же момент, будто по заказу, у типа, который только что будто дремал с открытыми глазами в нескольких шагах от нас, в кармане видимо сработал вибросигнал на телефоне, потому что он дернулся, машинально схватился за карман, а небрежно положенный автомат, от резкого движения слетел с его коленей и заскользил в мою сторону. Время будто застыло...
Да, я умею обращаться с автоматом и совсем неважно, что я держала его в руках хрен знает сколько лет назад — память тела, рук и пальцев, вбитая... Куда там вбиваются навыки, отточенные до уровня рефлексов?! Они куда как более стойкие, чем оперативная память, которая у меня в последнее время совсем никуда...
Вот же чертовщина, о чем я только думаю?! Главное, что сейчас я могу воспользоваться старыми умениями, потому что от кого-кого, но от интеллигентного вида старой «леди», как ко мне здесь не раз обращались, в кокетливой соломенной шляпке с вуалью и кружевных кремовых перчатках, сюрпризов эти подонки ни как не ждут! «Вот оно! Работаем бабуля..!» - с давно забытым азартом и как-то до странного привычно (спустя столько лет!), скомандовала себе и..! «Только бы старое тело не подвело...» - мелькнуло напоследок.
Смерть? В полных восемьдесят три, да с моим прошлым, ее бояться уже даже как-то и странно. Намного страшнее стать свидетельницей смерти внуков и при этом не иметь возможности что-то сделать! Впрочем, к счастью — это не про меня, недаром же я и на пенсии продолжала держать себя в форме?! Так что...
Рывок, знакомая и такая желанная тяжесть в руках, холодок металла сквозь тонкие перчатки и, тут же, практически без паузы, по ушам ударил грохот, усиленный эхом павильона! Прицельно в тех, кто у непонятного ящика: береженого Бог бережет! Остальных — ужалить короткими злыми очередями и вот, еще всего мгновение назад сильные и здоровые, парни уже падают, будто марионетки которым обрезали нити! Кто-то из них попытается бежать, но направление, откуда приходит смерть, они поняли неправильно и бегство не спасало, а наоборот! «Так вам, гады!» - мелькнуло ликующее, а потом...
Нет, боли я не почувствовала, только в какой-то момент что-то сильно ударило в голову и будто выключили свет...
***
Ответственный за переговоры с террористами, который все-таки прибыл к месту захвата заложников, понял, что его миссия однозначно провалилась даже не начавшись, когда в павильоне рептилий раздались автоматные очереди, а командир спецназа просто отшвырнул его с дороги накачанным плечом и махнул своим парням...
Когда спецназовцы своротили заблокированный замок и ворвались в корпус, то их ждало очень странное и необычное зрелище...
И нет, это были не террариумы, в которых (реальное чудо!), при стрельбе не пострадало ни одно стекло и не трупы вооруженных парней в полуспортивной одежде, разбросанные по павильону небольшими группами в живописном беспорядке, а неподвижное тело худенькой старой женщины в элегантном кремовом костюме, кружевных перчатках «в тон» и панаме с вуалью, съехавшей чуть набок. Все бывшие заложники в полном молчании столпились вокруг этой старушки, на ее груди горько рыдала девочка с пышными бантами в косичках, а в ногах сидели двое пацанят помладше и непонимающе таращили глаза на окружающих. Маленькая красная точка в районе виска с благородной сединой, да крошечная алая лужица на кафельном полу, лучше всяких слов объясняли неподвижность женщины и отчаяние ребенка.
А что же в этом было такого уж удивительного? Ну, например, автомат, который эта пожилая леди даже после смерти так и не выпустила из рук и который дико смотрелся в контрасте с изысканным кружевом ее перчаток...
***
- Ну и что же с тобой делать?
Голос шел будто из неоткуда. «Угу. А сама-то я где? Ощущение такое, будто невесомо (или бестелесно?), парю в каком-то огромном пустом пространстве, но дискомфорта вроде как не испытываю. Только темно тут и как-то гулко, а теперь еще и этот голос...»