— Куда?
— Увидишь…
Еще несколько метров вглубь склада, и вдруг… опустил на пол — спешно встала на ноги.
— А теперь давай по лестнице. Вверх.
— Зачем?
— Лезь давай…
Метра в два в высоту…
Как оказалось, это — аккуратно сложенные в "стопку" спортивные маты…, и чтобы забраться на них, приходиться пользоваться этой лесенкой. Еще немного и спрыгнула на
матрасы.
Мечтайте, ничего мягкого в этом нет. Фу, сколько пыли.
— Бе… — шутливо скривилась, невольно вычерчивая линии на сером полотне.
— Ой, ой, — "злобно" закачал головой. — Какие мы брезгливые.
Вмиг нагнулся… и, дернув за край брезент, содрал долой покрывало.
Новые, нетронутые, безупречной чистоты маты игриво улыбались мне своими тайнами.
— И как часто ты сюда забираешься? — ядовито заулыбалась я. Уставилась в глаза.
Замер. Замер… улыбка пропала, оставив на лице лишь угрюмую серьезность. Обиду?
— Глупые намеки, Киряева.
— Нет, ну… ты так уверенно сюда шел. Вот…
— И что… сразу я сюда кого-то тягал? Да?
— Я не говорила такого.
— Но намекнула.
Пристыжено отвела взгляд. Скривилась.
— Бухаем, пьем здесь… Не одно День рождение справляли. Наклюкаемся — и завалимся спать. Чего ходить, серпантины вычерчивать по территории?
Рассмеялась, краснея (от своих глупых предположений, от стыда и смущения)
— Так мой Юрчик еще и пьет?
— Нет, блин. В монахи постригся.
— Я тебе дам…. в монахи.
Приблизилась спешно, обняла, прижалась.
— Миленький мой, никому тебя не отдам.
— Эх, зря ты так говоришь…. ибо попробуй потом меня прогони, как надоем.
Поцеловал, нежно… ласково, трепетно… выпивая каждую каплю моего безумия…
Впитывая в себя целиком.
Робкое движение — и забрался под куртку. Рывок — и стянул ее с меня.
Еще движение — и полетела вдогонку футболка…
И я — срываю, сдираю с моего Юрчика одежду…
…
Лишиться, лишиться преград — и целовать, целовать… целовать каждый сантиметр, миллиметр любимого, ненаглядного тела. Ласкать, нежить и прижиматься в ответ.
Дарить друг другу счастье.
Наконец-то можно не сдерживаться, не врать, не играть, не прикидываться…
…
— Черт, — пристыжено рассмеялась.
От моих криков, стонов… луной расходиться эхо.
— Ничего, ничего страшного…. моя девочка, — нежно поцеловал в губы. Прижал крепче к себе…
И вновь язычок скользнул тонкой, шаловливой дорожкой по шее, убегая к груди.
(а я лицом уткнулась в куртку…. зубами вгрызаюсь в одежду — чтобы сдержаться от звуков)
Резкое движение — и в голове снова все темнеет, теряется, мутнеет.
И неважно, неважно, ничего уже не важно. Ни звуки, ни крики, ни стоны… ни последствия.
Только здесь и сейчас. Безумное счастье.
Его.
Проснулась от холода…
Укрытая сверху своей курткой, его курткой, все равно не спасалась от коварной прохлады.
Черт! Стоп. Я заснула?
Вот даю…
Спешно натягиваю одежду…
— Юра? — несмело позвала.
(быстро спускаюсь по лесенке вниз)
Сидит, сидит у самого выхода, за столом…. Медовый свет настольной лампы… и куча бумаг, разбросанных всюду.
— Ты здесь… — растеряно, едва внятно прошептала.
— Да должен же закончить опись за этого гада. "Работы немного". Вот брехло редкостное.
— Помочь?
— Да нет, спасибо. Тебе уже, наверно, пора… А то почти час ночи.
— А, можно, я останусь?
— Светик… — тяжело вздохнул, печальный взгляд в глаза.
— Я на построение успею. Просто, побуду рядом с тобой… эту ночь. Прошу…
Неспешно встал, обошел стол и замер рядом со мной. Пристальный взгляд в глаза.
— Солнышко мое, как же мне тяжело тебя отпускать, но нужно, нужно…
Вмиг прильнула, прижалась. Чмокнула в ушко
и робко шепчу:
— Молю, не прогоняй.
Обнял, обнял крепко и припал поцелуем к губам. Резкий рывок — и шаловливый язычок вновь сорвал рассудок с катушек.
— Нет, Светик. Такими темпами я и до рассвета не добью это дело.
— Говорю же, давай помогу…
Ночь… Ночка, милая моя…. почему ты так коротка?
Казалось, лишь только закончили мучиться с бумагами, лишь только вновь забрались… на свою… "царскую" кровать…