В данный момент Волкодав шустро соображал, стоит ли нацелиться на колесные шины и каковы они на вкус. Однако чувство опасности не покидало его. Пес удрученно вздохнул, предпочтя плюнуть на изыски кулинарии и выждать, пока все разойдутся. А потом без помех дожевать стыренную вчера розовую пластмассовую лейку. Дрянь, конечно, но зубы поточить вполне сгодится. И плевать, что потом одолеет почесуха.
— Ну как? — тревожно спросила Ирина, опасаясь услышать худшее.
— Не знаю. Сама посмотри… Где-то тут был плед…
— Вроде живой, — Ирина потянула на себя дверь машины.
Мероприятия по извлечению Токаного Кото из автомобиля носили ярко выраженный драматический характер. Во избежание травм сначала ему сложили руки на груди, как покойнику. Нюся вцепилась за голые ноги и остервенело выгрузила их наружу. Пожалуй, это был самый успешный этап эвакуации.
Ирина, отвечающая за плечи и голову, однозначно не справилась с задачей. Выпихать безвольное туловище не удавалось, хоть кричи.
Тогда Нюся снова ухватилась за конечности. Она повернулась к Кото спиной, просунула его ноги себе под мышки, после чего изо всех сил потащила их вон из машины.
Ирина, не ожидавшая от подруги такой прыти, запоздала с придерживанием головы Кото и едва не лишила его скальпа. Тело резво вывалилось наружу, сильно стукнувшись о порог машины.
— Блин. Мы его так угробим окончательно, — обернулась испуганная Нюся, сообразив, что до сих пор по инерции волочет тело по дорожке.
— Ну и здорова ты, подруга, — изумленно похвалила Ирина.
До сих пор она не предполагала, что таким способом можно перетаскивать живые существа.
Наспех прикрыли пледом особо выдающиеся части тела. Ухватив его за-руки-за-ноги, пыхтя, потащили на крыльцо. Мужчина оказался не только голым, но и высоким (что было замечено еще в момент заталкивания его в автомобиль). Кроме того, он был тяжелым.
— Осторожно, ступеньки. На волосы не наступи! Какого черта он такие патлы отрастил? Клади его сюда. Где моя сумочка? Сама вижу, что на плече. Сейчас ключи достану. Головой его не ударь, раззява!
— Сама раззява. Тебе только дай волю. Хвать голого мужика за ноги и ну с ним носиться. Я сама видела. Не отвертишься. Как с тачкой по всему двору скакала. На нем, небось, живого места нет.
Угрюмая от стыда Нюся решила промолчать.
— В одном ты была права, — как ни в чем не бывало рассуждала Ирина. — Если бы такие страсти-мордасти углядели мои соседи, то визита ментов мне не избежать. Это как минимум. А как максимум — все приперлись бы в гости. Только и слышу: «Дай сотню до получки».
— Так ты никогда не даешь.
Что есть, то есть — никогда не одалживала, поэтому просьбы не прекращались.
Нюся поступала иначе. Она, как только вселилась в свежеотремонтированный дом, не раздумывая, щедрой рукой дала в долг тем людям, которых не собиралась видеть в ближайшую пятилетку.
— Хватит болтать. Понесли в спальню для гостей.
— Ты что, офонарела?!
— Ладно. На второй этаж мы его не дотянем. Пусть тут в холле лежит. Укроем чем-нибудь теплым. Что-то он долго без сознания… Где-то у меня был нашатырь…
Тут надо отметить, что дом Нюси сильно отличался от того сооружения, которое было задумано первоначально. Дореволюционному местечковому архитектору оказали честь, заказав родовое гнездо кирпичного промышленника. С непременным балконом и тупыми брюхатыми колоннами. В советский период с домом случилось несчастье. В его нутро напихали переборок, посчитав, что идея о сельдях в бочке применима и для человеческого жилья.
Нюся оставила фундамент, коробку и крышу. После чего перепланировала внутренние помещения под свои нужды. Что получилось, то получилось. Например, обнаружилось некоторое изобилие закутков и никому не нужных спален. А то, что она упорно именовала таинственным словом «холл», представляло собой просторное помещение прямо за входной дверью. Громада комнаты усугублялась «поповскими» окнами с полукруглой кладкой поверху и монументальными напольными часами, приобретенными «по случаю» у древней старухи.
Нюся невероятно любила это дело — прикупать все «по случаю», будь то рваная картина или бронзовая сова, размером с некрупного бегемота. Сова обитала в центре пресловутого холла на специальном мраморном постаменте, при виде которого упорно вспоминалось заброшенное кладбище на окраине городка.
— Пить, — в голосе слышалось предельное отчаяние.
Ирина метнулась за водой, дальновидно прихватив по дороге бутылку коньяка и пару рюмок.
— Что суетиться по пустякам. Нам подкрепиться тоже надо. Мы женщины слабые, нервные.
Рюмка наполнилась и мгновенно опустела. Нюся неодобрительно хмыкнула, продолжая поить больного водой. Мимолетно потрогала лоб — в меру прохладный. Поддерживая голову пострадавшего на своей пышной груди, помогла мужчине отпить еще глоток.
— А он ничего, красивый, — оценивающе промямлила Ирина.
— Ты несносна, — устало заметила Нюся.
С точки зрения аборигенки из потерянного племени пигмеев, данный представитель мужского пола мог бы быть оценен на троечку по стобалльной шкале. А вот с европеоидной точки зрения — дело обстояло гораздо оптимистичнее. Такие лица теоретически должны встречаться на телеэкранах. Хоть изредка. Обладая таким лицом, даже не обязательно быть средним актером. Можно — даже очень плохим. Все равно публика будет в восторге. Можно даже быть безголосым певцом. Результат тот же. Шквал аплодисментов, девочки-мальчики визжат и писаются, бабки в отпаде, мужики поводят плечами, вбирают животы, выпрямляют сутулые спины, взирая на соперника с неприкрытой ненавистью.
Несмотря на вышеперечисленные комплименты приходится признать — Кото, или Токаного, кто ж его знает, был не слишком красив. Скорее — импозантен. В отношении телосложения — без изъянов, типичная идеальная скульптура завзятого баскетболиста. Что касается лица, тут все сложнее. Было в нем что-то неживое, как будто человек никогда не использовал те мышцы, которые отвечают за мимику. А еще эти разные глаза, зеленый и синий. Припухлые, почти женские губы красивого рисунка. Прямой нос, выразительный волевой подбородок. Нюся провела по нему рукой, вытирая капли пролитой воды, и вдруг отчетливо поняла, что этот подбородок пока не знаком с бритвой. Странно.
— Ты говорить можешь?
Токаного Кото кивнул.
— Тебе лет сколько?
Токаного Кото кивнул снова.
— Ни фига не соображает, — восхитилась Ирина, смакуя четвертую рюмку.
Нюся заботливо подоткнула одеяло, притащенное Ириной из очередной спальни. Похоже, ей доставляло удовольствие ухаживать за беспомощным Токаного, который безропотно позволял проделывать с собой все, что угодно. В данный момент он напоминал младенца-переростка в руках сердобольной мамаши.
— Нигде не болит? — сочувственно проворковала Нюся, впрочем, не надеясь на ответ.
— Ну ты, подруга, даешь. Конечно, болит. Не может не болеть. Особенно голова. Ты ей так машиной врезала, что, забыла? Хвать за ноги и бегом, а я за волосы вцепилась… Еще секунда, и был бы парень лысый.
— Прекрати.
— Не боись. Он до твоего вандализма с головой не дружил. Кому скажи — «Токаного Кото». Сразу видать — прямиком из психушки. А может он — ворюга? Просочился к тебе таким манером, а ночью — тюк по темечку, да как обнесет хату.
— Что ты городишь? Не видишь, плохо человеку.
— Я — не человек…
— А кто? — опешила Ирина.
— Токаного Кото.
— Задрал ты со своим «Кото». Ну не может быть такого имени.
— Может. Меня так зовут, — уперто заявил травмированный.
— Ирка, отстань по-хорошему. Лучше коньяк пей. Только не лезь.
— Это я запросто.
Нюся поразмыслила и решила устроить блиц-опрос окольными путями.
— А папа у тебя есть?
Токаного нервно заерзал ногами, поглядывая куда-то вверх.
— А мама?
— Не помню, — честно ответил Кото.