Пробегая в кедах по асфальту, с которого совсем недавно сошли весенние лужи, Настя старалась не смотреть на улыбчивую молодежь в пестрой одежде и в особенности на влюбленные парочки, зная, что и без того отвратительное настроение станет еще хуже. Дойдя до остановки маршруток, девушка достала из сумки наушники и погрузилась в электронную музыку, служившую маленькой отдушиной в ее серой жизни.
Ехать в институт ей хотелось меньше всего, и не потому, что приходилось тащиться через добрую половину города на автобусе. Наоборот, ей даже нравилось сидеть у окна и наблюдать за прохожими. Ей не нравилось само учебное заведение и выбранная для нее профессия.
По убеждению матери, ей предстояло стать или учителем, или бухгалтером. Почему эта женщина считала данные профессии достойными и достаточно интеллигентными — Настя понятия не имела. Зато ни о каком творчестве не могло быть и речи. Профессия писателя, архитектора, художника, музыканта — мужской удел. Только они могли добиться в этой сфере чего-то стоящего. Женщины же могли добиться в этой области успеха только через постель. А значит, считались шлюхами. И на этой ноте мы подошли к самому главному. Высшее образование Валентина Станиславовна считала лишь дополнительным приложением к образу высокоинтеллектуальной, привлекательной и разносторонне развитой девушки. Основной же целью стояло замужество. И выходить замуж за кого попало, конечно же, нельзя. Будущий муж должен был отвечать определенным высоким требованиям, и познакомиться с ним можно только в интеллигентных кругах. Например, (какова же ирония) в университете.
Проехав по привычному маршруту к серому высокому и совершенно непривлекательному зданию, Анастасия вышла на остановке и потопала к высокому тополю, где в ожидании подруги стоял очкастый щуплый парень с тонкими волосами и крупными чертами лица, курил и писал кому-то сообщение в телефоне.
— Ванька, привет, — привлекала внимание Настя и поправила лямку сумку на плече. Иван осмотрел подругу с ног до головы, хмыкнул и достал сигарету изо рта.
— Бунт? — имел он в виду ее внешний вид. — Безжалостный и беспощадный?
— Одно из двух: или она меня доконает, или я ее прибью. Идем, а то опоздаем.
Самое противное на занятиях — гнусавый голос преподавателей на нудных, совершенно не интересных парах. Как бы Насте хотелось родиться не в это время и не в этом месте, не сидеть тут и не слушать бред, в котором совершенно не разбиралась. Учиться на отлично при этом спустя рукава в университете получалось достаточно просто. Оказалось, что для этого нужно лишь посещать все пары, не особо вслушиваясь в их содержимое, и приходить на все зачеты. Блистать знаниями никакой необходимости не было. Девушке казалось, что все ее однокурсники без исключения просиживали штаны в аудиториях и не более. Кто-то копался в телефоне, кто-то вел тихие беседы, кто-то спал, а она рисовала в альбоме, купленном в тайне от своей матери.
Ее очень раздражали рисунки Анастасии. Она считала, что раз нет к этому способностей, то и не стоит тратить на это время. Под способностями она подразумевала умение писать классические пейзажи, как у Айвазовского или Левитана, а ее мазню пастелью считать за произведение искусства позорно. Она видела природу иначе, натюрморты у нее получались далекими от стандартных, а стоило взять в руки краски, как те превращались в живописные абстракции. Конечно же, матери это не нравилось, и она отказывалась покупать дочери необходимые для творчества предметы. Тем не менее девушка приобретала все сама, тайком, и прятала под кроватью своей комнаты.
Одним из таких приобретений стал удобный альбом, достаточно большой, но компактный, чтобы поместиться в сумку. И Настя с наслаждением коротала время, рисуя карандашом все, что она посчитает привлекательным для себя. Открытое окно возле стола преподавателя и развевающиеся от ветра шторы, сам преподаватель, уныло застывший подле доски, и дремлющие на теплом весеннем солнце сокурсники за своими партами. В альбоме можно было найти всю Настину жизнь, людей, которых довелось увидеть, улицы, по которым она гуляла, и даже суровую мать — худощавую, подтянутую, в прямоугольных очках в тонкой оправе. Если бы чужому человеку довелось заглянуть в него, можно было смело говорить, что о жизни Анастасии Мелиховой он знает все.