— Он умрет, — впервые подала голос низкая шуба. Это была девочка лет тринадцати.
— Ну что ты такое говоришь, Анечка! — всплеснула рукавами сотрудница службы опеки, — Он просто сломал лапку. Скоро поправится и снова будет бегать как ни в чем не бывало.
Что за сюсюканья? Так не разговаривают с подростком. По вскинутым редким бровям Ани я поняла, что девочка разделяет мое мнение.
Из сторожки, пошатываясь, в обнимку с клетчатым одеялом вышел Петрович. Понятно, почему он не рассказал Любови Константиновне о Чарли. Деловитая заведующая тут же примчалась бы разбираться, и еле стоящий на ногах сторож в первую очередь попал бы под раздачу.
Когда раненый пес оказался аккуратно обмотан теплым одеялом, соцработник поспешила откланяться.
— Она бывает жутковатой, — проговорила женщина, наклонившись ко мне, — Но вы не обращайте внимания. Подростки. Сами понимаете. Анюта, до свидания. После каникул увидимся.
— Вряд ли, — попрощалась наша новая воспитанница.
Мы, не дожидаясь, когда машина развернется и скроется в глубине леса, поползли сквозь снег к зданию.
— Может я его в сторожке оставлю? Чего с ним тащиться-то? — крикнул через плечо Петрович, который до этого сам вызвался отнести собаку в корпус.
— Да вы же пьяный! Не уследите!
— Чаво?
— Не уследите, говорю!
— Аааа...
— Ага!
В холле нас встретили как героев, сразивших невиданное чудовище. С десяток любопытных детей всех возрастов свесили любопытные носы с перил.
— Куда же мы его? По правилам – собакам сюда не положено, — покачала головой завуч, когда я все объяснила, — Он же как пить дать блохастый или заразный. А тут дети.
— Давайте его оставим на ночь! Ну пожааалуйста! — завыла ребятня.
Любовь Константиновна грозно цыцкнула:
— Никаких "давайте" и "пожалуйста". Дома с собаками возиться будете. У нас тут не зоопарк. Петрович, ты чего псину сюда-то припер? У тебя в сторожке шесть таких разложить можно.
— Да я... Как бы это... — забубнил сторож, дыша перегаром в сторону.
— Уууу! — пропела женщина, театрально отгоняя запах водяры от своего лица, — Все с вами ясно. Раз уж на то пошло, придется вам, Ольга Сергеевна, приютить у себя этого кавалера.
Шушуканье на лестнице переросло в смешки.
— Надеюсь, вы не Михаила Петровича имеете ввиду? — холодно поинтересовалась я, взглянув на расплывшегося в ухмылке сторожа.
— Я тоже на это надеюсь, — вздохнула заведующая. В ее бюрократическом сознании мужчины приравнивались к собакам. А кобелям, согласно все тем же правилам, в интернате было не место.
Какая сила раскидала по аллее эти огромные камни? Даже отшумевшая метель, сколько ни старалась, не смогла засыпать их снегом. Будто внутри валунов бились горячие сердца, не позволявшие им остынуть даже в самые лютые морозы.
— Ты ведь знаешь, как дети их называют? — голос поварихи выдернул меня из раздумий.
Чертовы пальцы. Все это знали, но не смели произносить вслух, словно это прозвище несло в себе цыганское проклятие. Взгляд тянулся к зияющим дырам в камнях, похожих на отверстия от пальцев, которые увязли в твердой породе, пытаясь вырвать из скалы кусок побольше. Сколько раз я проходила мимо молчаливых стражей, рассыпанных по всей территории интерната? Не счесть. И до сих пор не привыкла к той мрачной гордости, которую они источали.
— Не только дети, — осторожно уточнила я.
Снова этот заискивающий тон. Нет бы сказать: "А ты их не так зовешь, что ли?".
Ира фыркнула.
— Веришь в эти сказки?
— Это не сказки, а легенда.
— Без разницы.
— Сказки оживают, когда их рассказывают. Легендам рассказчик не нужен. Они бессмертны. Сказки чему-то учат или пугают. Легенды нужны, чтобы помнить.
— Ну и философия у тебя, подруга. И о чем же мы должны помнить, смотря на эти уродские камни? Или на тот страшенный дуб, по которому пила плачет? Сказочки для непослушных детей все это. Чтобы за ворота не выходили, вели себя смирно и кашу мою за обе щеки лопали!
Почему Ира так завелась? Она уже не говорила, а кричала. Размахивала руками, словно отбиваясь от стаи комаров, которым приспичило подышать свежим зимним воздухом, а заодно полакомиться теплой кровушкой. Повариха отчитывала меня как ребенка, который по простоте душевной громко назвал сорокалетнюю женщину бабушкой. Похоже, Ира не могла смириться с глупостью и наивностью маленьких обитателей интерната, чья фантазия безнаказанно заселяла эти места духами.
Мы прошли мимо огромной песочницы, которая сейчас смахивала на заледеневший прудик. Летом ребята проводили здесь большую часть свободного времени. Дети с богатым воображением и золотыми руками строили песчаные замки и лабиринты. Другие лепили пирожки и посыпали их рыжей пылью, добытой в варварских набегах на кирпичную сторожку Петровича. Ребята попроще и без фантазии убивали время за рытьем непримечательных ям. Зимой «волчата» перебирались со своими играми ближе к основному корпусу, и песочница сиротела, становясь похожим на бельмо в глазу мертвого великана.