- Ладно, не проблема. Чертов Лоб хоть сейчас покажу.
От удивления у меня дыхание перехватило. Неужели победа? Кабану было бы проще промолчать и, даже не особенно понимая сути происходящего, попытаться заграбастать весь приз целиком, без остатка. Неужели врет? Тогда зачем?
- Отец нас водил, - пояснил селянин. - Потом мы много раз ходили. Просто от нечего делать. Пацаны! Отец, правда, не разрешал. Так мы тайком. Соберем, бывало, грибов целый мешок. На обратной дороге. Утес Чертов Лоб, место странное. У нас Осиновка вообще на ненормальном месте стоит. У всех соседей уже картошка зацвела, у нас голая земля на полях. Репа иной раз родится чуть ли не квадратная. Молоко у коров нафталином отдает.
Неужели все-таки победа? Неужели так легко? Неужели так просто? Мне захотелось врезать болтливому кабану по глупой рябой физиономии, выкрутить уши, расквасить нос, повалить селянина на землю и упоительно долго бить ногами до тех пор, пока он не затихнет навсегда.
- Отлично, отлично Игорь Михайлович. Так и знал, с тобой не пропадем, - как сумел спокойно произнес я. - Проблемка все же имеется. Академики из Новосибирска за свой счет не приедут. Ученых нужно уважительно приглашать, покланяться, обеспечить жильем, питанием, обмундированием, заранее обрисовать фронт работ, положить щедрую зарплату, нанять прислугу. Ученые, тем более академики, пальцем о палец не ударят, пока у них в карманах зелень не зашуршит, а в животах армянский коньяк не забулькает.
- Понятное дело. На то они и академики. Не мы - дурни!
- Вот именно, дурни. Вся канитель, экспертиза и научные симпозиумы в круглую сумму обойдутся. А у меня, Игорь Михайлович, признаться, случилась беда. Представляешь, заказал жене на день рождения стенку в гостиную. Хорошая такая стенка, из пяти шкафов со стеклянными дверцами. Аванс выплатил, договор с солидной фирмой подписал, подождал сколько сказано. Подходит срок, гостиная и жена остались на месте, стенки и аванса нет. Солидную фирму бесы с квасом съели, поминай как звали. Сужусь сейчас с мошенниками. Жулики профессиональные попались. Чуть ли не сто человек по всему Кемерово облапошили. Полиция их ищет, на днях во всероссийский розыск объявили. Разбирательства мои карманы полностью выпотрошили. Адвокаты, прокуроры, судьи, все со времен перестройки на сдельщину переведены, с государственного обеспечения их давно сняли. Всем принеси, каждому заплати. А тут еще первое сентября вдарило! Любимых детей в школу собрать, большая нагрузка на семейные финансы. Но, сам знаешь, Игорь Михайлович, мы только ради милых деток наших и живем на свете.
Обычно, когда я говорю, то стараюсь смотреть в лицо собеседнику. Глаза у меня не бегают, и косить в ближайшие годы не собираются. Любому растяпе известно, что кристально честный человек может себе это позволить. Странная вещь, еще при слове "симпозиум" селянин почему-то сдулся, напрягся, воодушевление его моментально спало, явно стремясь к отметке замерзания. Хотя, пожалуй, дальше я увлекся и нагородил лишнего. Не такой уж Игорек простофиля.
Неужели не поверит?
Выудив знакомую тощенькую пачку купюр, селянин с безмятежным видом потомственного идиота передал мне деньги.
- Хватит? - неожиданно сухо произнес кабан. Потом, не дожидаясь ответа, вытащил свой бумажник.
Глядя, с каким внимательным сожалением от отсчитывает бумажки, я сжал зубы. Выражение лица селянина вызвало бы смех даже у знаменитой плаксивой царевны из дурацкой детской сказки. Плати, дворняжка. Плати, несчастный идиот. Игорек выглядит мощно, как настоящий кабан, а внутри самый обыкновеннейший растяпа. Накрылись, дворняжка, сережки и швейная машинка. Семейный бюджет пошел в гости к "Титанику". Однако, побольше почтительности нельзя? Растяпа, мог бы и с глубоким поклоном деньги Виктору Олеговичу вручить, на коленях приползти. Впрочем, я не гордый. Как говорится в государственной рекламе, плати налог на глупость, и топай дальше с пустым кошельком.
Игорек очень рвался показать Чертов Лоб тем же вечером, но мне мало улыбалось бродить по темноте, неизвестно по каким диким лесам, в компании со здоровенным кабаном. То, что селянин меня избил я, естественно, не забыл. Не сумел бы, даже если бы вдруг, странно, захотел забыть. Такое моральное унижение тиграми не забывается, не искупается, не оплачивается. К тому же грудь болела до сих пор, левое ухо горело адским огнем.
Сон не приходил долго, но потом крепко схватил меня и, принесу себе соболезнования за энтузиазм, унес в неведомые дали. Проведенная в знакомом доме ночь почти полностью избавила меня от мучительного головокружения, безудержного мелькания цен и вообще от графиков. Утро выдалось теплым, почти по-летнему солнечным и безветренным. Сегодняшнее утро буквально до отвращения переполнялось безмятежностью и спокойствием, хотя для меня оно началось с дьявольски-громкого стука во входную дверь. Чувствовал я себя вполне бодро, несмотря на чудовищно раннее возвращение Игорька с объемистым узелком, собранным его женой.
Стоит признать, готовит ленивая толстая дура кабана не очень плохо.
Довольно сносно позавтракав, мы зашагали за околицу Осиновки. Обогнули добротную кирпичную ограду, защищающую от завистливых безденежных селян новенький коттедж. Наткнулись на сварливо ворчащий ручей, через который перебрались по стволу поваленного дерева. Поднимаясь на спину очередного взгорка, пересекли широкое асфальтированное шоссе. Спустились в каменистый, совершенно лишенный растительности лог, едва не влетев в лужу топкой грязи, снова взобрались по склону на противоположном берегу ложбины. Прошли под линией электропередачи, для строительства которой когда-то, наверное, еще в советские годы была сделана широкая просека. Дважды мы шагали по крепко наезженным проселкам, пока мой провожатый не нырял между обглоданными осенью кустами. Насколько мог судить я, мы так или иначе продвигались в сторону Томи.
Углубившись в серьезный лес, Игорек неуверенно постоял, определяясь с направлением. Затем селянин твердым шагом двинулся в узкую лощину, постепенно спускающуюся все ниже к поблескивающему далеко впереди зеркалу крошечного озерца. Путь, так или иначе, пошел вверх. Уже больше часа нам не попадались ни просеки, ни дома, ни ограды, ни сколько-нибудь нормальные дороги. Вокруг стоял только лес, неторопливо готовящийся залечь в зимнюю спячку. Здесь все чаще стали слышаться мерзкие визгливые голоса птиц, под ногами шуршала мелкая невидимая лесная нечисть. На всякий случай я держался позади кабана на почтительном расстоянии. Мало ли какие идеи бродят в пустой черепушке селянина.
Едва приметная, окруженная хвойными деревьями тропинка внезапно распалась надвое, наткнувшись на огромный безобразный кедр с черным замшелым стволом. Примерно на высоте человеческого роста толстенный ствол обезображивала глубокая, явно сделанная топором застарелая рана.
Здесь селянин застрял надолго. Кружа у подножия дерева, Игорек кланялся, мычал нараспев, кивал головой в ответ на свои мысли, бережно приглаживал свисающие лохмотья мха, однажды даже собрал в стороне горсть высохших прошлогодних игл, присыпав мусором оголившиеся узловатые корни кедра. Вытащив из кармана цветастую ленточку, селянин взобрался на старую, наполовину заросшую рану дерева, привязав свою жалкую тряпку на самую нижнюю из ветвей. Губы Игорька при этих манипуляциях что-то шептали, рот открывался, но мне кабан не сказал ни единого слова, и даже ни разу не обернулся.
Признаться, передышка случилась очень кстати. Сидя на плоском валуне, я отдыхал после перехода, иронично и внимательно посматривая на идиотские шаманские действия селянина. Суеверие и неразвитость разума всегда ближайшие родственники. Меня сильно занимало, с чем придется столкнуться в конце дороги. Суета вокруг кедра выглядела подозрительно. Неужели деревенщина не поверил в историю с бесценными петроглифами и академиками из Новосибирска? Неужели опомнился? Неужели задумал отобрать у меня все деньги, задумал бросить в лесном лабиринте? Если честно, опомнившемуся кабану нетрудно было бы вытрясти мой бумажник, не покидая Осиновку. А обратную дорогу в поселок Виктор Олегович все равно найдет, профессорский ум и инстинкты тигра помогут.