«Ну вот, а говорил, что не можешь!» – возмущенно вопили мы с Костей. Но дядя Паша только плечами пожимал. «Штукатурка осыпалась, – говорил он, привычно посмеиваясь в усы. – А кирпич под ней шатался»…
Дверь палаты открылась, вышел пожилой врач в белом халате поверх голубой хирургической пижамы. Лицо его было мрачным. Мы вскочили.
– Вы родственники Кольцова? – хмуро поинтересовался он. – В общем, скажу прямо, ребята, дело безнадежное. Мы сделали все, что могли, но… Шансов нет. Час, два – максимум. Травмы, несовместимые с жизнью.
– А к нему можно? – робко спросила я.
– Хуже уже не будет, – сказал он, открывая перед нами дверь палаты. – Он в сознании… пока… Попрощайтесь.
Дядя Паша лежал на кровати с забинтованной головой. Лицо его было бледным до синевы. От капельницы к вене на руке тянулась прозрачная трубка. Тоненько попискивал кардиомонитор. Дядя Паша открыл глаза и попытался улыбнуться.
– Костик, Леночка, – прошептал он.
– Ну как же ты так, дядя Паша? – сказала я и взяла его за руку.
– Не знаю, – говорить дяде Паше было трудно, каждое слово давалось с усилием. – Шел через дорогу. И вдруг… увидел… подумал…
– Что увидел? – в один голос спросили мы с Костей, но дядя Паша не ответил.
– Послушайте меня, – он начал задыхаться, и я хотела позвать врача, но дядя Паша сжал мою руку. – Я умру. Я знаю. Не надо, я знаю, – он жестом остановил Костью, который попытался протестовать. – Завещание у меня в серванте. Дневник. Карта. Только…
Он замолчал, и мы с братом испуганно посмотрели друг на друга, но тут дядя Паша заговорил снова:
– Только… погремушку… нельзя…
Кардиомонитор запищал на одной длинной ноте. Нас оттолкнули в сторону, стали что-то делать. Звякнули ампулы. А потом медсестра подошла к кардиомонитору и отключила его. Заученным движением закрыла дяде Паше глаза.
– Завтра с утра приходите в морг, – сказала она. – Его там оформят, и вам выпишут справку. Сможете заняться похоронами.
– Ленка, ты хоть понимаешь, что мы с тобой остались совсем одни? – потерянным голосом спросил Костя, когда мы спускались по лестнице в морг.
– Понимаете, – полная лейтенантша в дурно сидящей форме перекладывала из руки в руку голубой карандаш, а мы, как загипнотизированные, следили за ним, – свидетелей было много, никаких расхождений в показаниях нет. Ваш дядя переходил дорогу. На красный свет, между прочим. Машины были довольно далеко, и он вполне успел бы перейти. Но вдруг остановился. Водитель затормозил, но дорога скользкая… Его вины нет, он никаких правил не нарушил. Конечно, средство повышенной опасности, вы можете подать иск. И, скорее всего, его удовлетворят. Но у водителя двое детей, жена третьего ждет.
– Не будем мы никакой иск подавать.
– Скажите, – дознавательница наконец уронила карандаш под стол и с пыхтением нагнулась за ним. – Скажите, а у вас никаких предположений нет, что могло произойти? И вообще, что он делал в этом районе, он же на другом конце города живет?
– Мы о его знакомых ничего не знаем. Да и вообще общались редко, – пожал плечами Костя.
– Свидетели говорят, что он так резко остановился на дороге, словно увидел что-то перед собой.
– И правда, – припомнила я. – Мы в больнице его спросили, он сказал, что увидел. А вот что именно увидел – не сказал.
– Он не страдал галлюцинациями? Все-таки возраст уже…
– Насколько мы знаем, нет.
– Может, это был какой-то человек на той стороне дороги?
– Что гадать без толку? – вздохнула я. – Все равно ведь не узнаем.
Говорить о странных дядиных способностях я не собиралась. Да и какое отношение они могли иметь к этому несчастному случаю. Или могли? Может, дядя Паша увидел что-то под землей? Что-то настолько необыкновенное, что застыл от удивления на месте?