Снова зазвучали тосты. С разрешения хозяев, — даже возмутившихся, что у них такового разрешения просят, — Хосе Дворецкий разжег глиняную трубку, и Навигатор облегченно затянулся. С разрешения хозяев, данного куда менее охотно, закурили и другие: негр Леопольд достал дорогую сигару, Гордей Фомич, повелитель ржавецких варений и наливок — дешевые сигареты-гвоздики, прочие в основном пользовались вошедшими в моду пахитосками. С общего согласия выключили телевизор: вместо повтора коронации по нему пустили неизвестно зачем шестнадцать тысяч какую-то серию жития Святой Варвары, — а щелкать кнопками в поисках чего-нибудь интересного при отключенном звуке все равно ни у кого охоты не было.
В вестибюле вновь раздался грохот, однако сотрясения пола не произошло: похоже было, что упал, к примеру, шкаф. Такой уж был сегодня день — и не стоило искать объяснений, откуда столько грохота. В Москве-то, небось, еще больше грохота. В Москве-то, небось, салют в сто один залп и еще всякие фейерверки чуть не на каждом углу. Кавель Глинский вспомнил, как бабахало каждый праздник в двух шагах от его дома на Волконской площади, орудия ставили рядом, на Садовом Кольце — и попробовал найти в своем сердце грусть по Москве, которую не видел больше полугода. Почему-то никакой грусти не нашлось — однако защемила душу тоска по сгинувшей коллекции молясин.
Грохот в вестибюле повторился, но более сильный — нечто приближалось к залу с гостями. Богдан на всякий случай встал между Кавелем и дверью: только не хватало новой Музы-письмоносицы. Дверь открылась, и в зал ввалилась отнюдь не Муза, не человек и даже не рояль: неизвестно каким путем преодолев заклятие на неудаление от Выползова, в усадьбу на Ржавце явился однорогий черт Антибка в костюме-тройке. Лоб его на этот раз ничем новым украшен не был, и это вселяло дополнительные опасения, ибо означало: «Родонитами» шарахнуло не лично в пресвитера церкви бога Чертовара, а… куда-то еще.
Черт снова рухнул на то, что заменяло ему колени. Говорить он не мог, только мотал головой, на которой все еще не зажили следы последней встречи с крылатыми ракетами, он не мог даже хрипеть, лишь хвост, аккуратно пропущенный под шлицем парадного пиджака, хлестал по дверным косякам так, что с них сыпалась позолота. Чертовар поспешил к бедолаге, но явно опоздал: увидев что-то в зале, тот завыл ноздрями и рухнул на спину. Богдан проследил, на что же такое глянул подопечный. И с неудовольствием понял: на черта, позабыв все предосторожности, в упор все еще смотрел ненарочный колдун Фома Арестович Баньшин.
— Фома! — рявкнул чертовар, мигом сообразив, что именно произошло. — Мы же договорились, что никакого сглазу без уговору! Если год високосный, так уж и Касьян нашелся, тоже мне! Давай-ка, сам нагадил, сам прибирай!..
— Да не видел я их, чертей, никогда, — лепетал Баньшин, потупив глаза и, кажется, их закрыв, — Я ж по жизни-то, по жизни — должен бы заведовать идеологическим сектором в Кашине, тем, который по борьбе с религиозно-атеистическим мракобесием, значит… Я ж не нарочно, я думал, он — вроде бомжа, только спасибо скажет… А в Кашине бомжей совсем мало стало, все в Кимры подались… Я ж потому и пришел помощи у тебя просить…
Богдан устало сел на корточки и ощупал Антибиотика.
— Сволочь ты, Фома, вот что тебе скажу. Что Касьянов глаз у тебя — ладно, ну и пользовался бы раз в четыре года, двадцать девятого февраля… или уж когда нам обоим от этого польза. А тут — на тебе, черта мне сглазил, плесень на плесень навел. Нет в нем ничего, ни выпоротка, ни другого черта! Ты мне работника испортил! — Богдан выговорился и остыл.
Антибка, закатив гляделки, не подавал признаков жизни, покуда Богдан не взял его за лоб.
— Дамбу снесло… в Хрень снесло на хрен, все ракеты в Хрень ко… всем, ко всем… хреням… на хрен! — пробулькал черт и снова сомлел.
— Ну и что теперь с ним будет? — деловито спросил прибежавший из малого зала Фортунат: там бухгалтер был за старшего и на столе поэтому не было не то что жареной рыбы — даже осетрины холодного копчения. Квалификацию по чертям он имел приличную, но черта, которого сглазил человек, видел впервые. Кавель Адамович, стоя в сторонке, пришел к выводу, что и Богдану видеть такое не каждый день случается.
— Подохнет на хрен… — ответил чертовар, садясь на пол рядом с пострадавшим, — а может и выкарабкается. Это ж строго индивидуально, как кошка с десятого этажа: может лопнуть как пузырь, а может отряхнуться и пойти… — увидев приближение тещи, Богдан задержал на языке мнение о том, куда здоровая кошка, безболезненно спрыгнувшая с десятого этажа, должны бы идти.