Хотя их отношения, то обрываясь, то вновь возобновляясь и ни к чему не обязывая обоих, тянулись уже больше года, он все никак не мог привыкнуть к ее гипнотическому, на редкость живому присутствию. Казалось, сам воздух вокруг Кензи Тернер насыщен электричеством.
И дело тут вовсе не в ее красоте. Портрет Кензи никогда бы не украсил обложки откидного календаря или рекламных полос в газете – куда ей с ее волосами цвета собольего меха, лукавым личиком эльфа, высокими скулами, бровями вразлет и маленьким упрямым подбородком! Все это придавало ей вид скорее беззащитный, мальчишеский, нежели сексуально-соблазнительный.
Но было в этой ладно слепленной головке, сидящей на пышном, но грациозном теле, что-то тревожное и манящее.
Все это вместе и заставляло мужчин одновременно желать ее и оберегать.
– Не надо, Чарли, – вяло выговорила она, нерешительно пытаясь его оттолкнуть. – Ты же знаешь, мне пора на работу...
Он поднял голову и ослепительно улыбнулся.
– Разумеется, знаю. – Упершись ладонями в матрас, он немного приподнялся и сразу же вновь опустился, и вошел в нее как раз так, как она любила – не отводя взгляда, бедро к бедру.
Маккензи восторженно и восхищенно выдохнула воздух и, подчиняясь его неторопливым, но настойчивым движениям, часто задышала.
– Быстрее! – прошептала она. Ее глаза вспыхнули, как у животного, неожиданно ослепленного автомобильными фарами, и она изо всех сил впилась ногтями в его ягодицы. – Быстрее!
– Не торопись, малыш, – мягко сказал он. – Ведь мы не на скачках. Вот так, помедленнее. Просто лежи себе и наслаждайся ездой...
– Да!
Она глубоко вдохнула исходящий от него едкий мужской запах; его жаркое дыхание, опаляющее нежную кожу на груди, заставляло ее всякий раз вздрагивать. Они двигались все быстрее и быстрее, полностью в такт, словно это было не два, а одно тело.
– О Боже! – простонала Маккензи. – Как хорошо! Так хорошо, Чарли, что я...
Ее черты исказились, и при первой же волне оргазма из горла у нее вырвался первобытный крик.
– О, Чарли, – едва слышно прошептала она. – Чарли...
Он откинулся на подушку и, тяжело дыша, выдавил из себя кривую ухмылку.
– С добрым утром! – хрипло проговорил он.
– Еще с каким добрым! – Широко раскрыв глаза, она поцеловала его и пробежала пальцами по спутанным черным волосам, которые, несмотря на пышные усы, придавали ему задорный, почти мальчишеский вид.
Какое-то время они лежали неподвижно, все еще тесно прижимаясь друг к другу. Вдруг глаза у Маккензи расширились от ужаса. Она увидела будильник.
– Черт! – Она отшвырнула его в сторону.
Чарли перекатился через нее.
– Что это с тобой, черт побери?
– Проклятый будильник не зазвонил, вот что! – Маккензи яростно встряхнула растрепанными волосами.
– А он и не должен был зазвонить. – Чарли потянулся, заложив руки за голову. – Я его выключил.
– Что-о? – Она изумленно воззрилась на него.
– Что слышала. Я его выключил, чтобы он нам не мешал.
– Подонок! Свинья! Ты... ты... – Она схватила подушку и принялась колотить его по голове.
Защищаясь, он поднял руки.
– Эй! Да успокойся же ты. У меня сегодня выходной.
– А у меня нет! Теперь я из-за тебя опоздаю.
Отведя душу, она отшвырнула подушку, соскочила с постели и кинулась в ванную.
– Чего так волноваться? – крикнул он ей вслед. – Неужели нельзя позвонить и сказаться больной?
Она высунулась из-за двери.
– Ты что, забыл? Сегодня у нас первая встреча с новой администрацией.
Он тупо посмотрел на нее.
– О Боже! – Она в изнеможении закатила глаза. – Я же тебе говорила: у нас новый хозяин, вернее, новый владелец контрольного пакета акций. С сегодняшнего дня он официально вступает в свои права! Ясно, кретин? – Она посмотрела на него. – Ну? Хватит валяться и изображать из себя султана в гареме! Пошевеливайся! Хоть кофе-то ты можешь сварить? Да поживее! – Она нетерпеливо хлопнула в ладоши.
Он по-прежнему лежал, скрестив руки под головой и лениво пошевеливая пальцами.
– Не шуми, Кензи, ты же знаешь, что на кухне от меня мало проку.
– Тысяча извинений! – прорычала она, снова закатывая глаза. – Уж эти мне легаши! Похоже, я сегодня выиграю соревнования по бегу. Ну почему, почему, – с мольбой произнесла она, ни к кому не обращаясь, – я связалась с легашом-итальянцем, который даже кофе сварить не может? Кто-нибудь мне ответит на этот вопрос?
– Может, потому, что я так хорош в постели? – с плотоядной улыбкой сказал он.
– Жаль, что ты не так же хорош на кухне. – Она вопросительно посмотрела на него. – Слушай, а тебе сегодня нигде не надо быть? Скажем, отловить кого-нибудь или что еще?
– Нет. До завтра, когда мы встречаемся с коллегой из Интерпола, ничего, сладкая ты моя. Помнишь, я тебе говорил, что мы будем распутывать это дело о хищении картин...
Но этого Маккензи уже не слышала. Захлопнув дверь в ванную, она встала под душ и пустила сильную струю.
Глава 2
Дина Голдсмит проснулась у себя дома в верхней части Пятой авеню с чувством, что за ночь что-то круто переменилось. Что бы это могло быть, пыталась сообразить она, лежа на причудливой венецианской кровати, настоящей фантазии в шелках.
И тут у нее пропали последние остатки сна. Она вспомнила.
Дина рывком села на кровати и довольно потянулась. Ну что за день! И как же это она могла забыть? Ведь она стала королевой Манхэттена. Вот что произошло!
Неужели это возможно? А если она ущипнет себя и...
И она действительно попыталась пустить в ход ногти, да только помешали нескладные перчатки – она всегда надевала их на ночь, чтобы не испачкать старинные кружевные простыни и не стереть с рук крем.
Как странно. Еще вчера вечером она, Дина Голдсмит, голландка по рождению, красавица жена мультимиллионера Роберта А. Голдсмита, владельца «Голдмарт инкорпорейтед» – второй по величине в Америке сети магазинов по продаже товаров по сниженным ценам (что ее внутренне всегда коробило) – легла в постель, как обычно. А сейчас, по прошествии всего восьми часов, она проснулась другой Диной Голдсмит – торжествующей женой нового владельца, или по крайней мере главного пайщика и председателя совета директоров «Бергли инкорпорейтед», старейшей в мире, самой крупной и, несомненно, наиболее уважаемой компании по продаже лучших произведений живописи, мебели, драгоценностей, марок, фарфора, ковров – да чего угодно!
«Бергли»! Само название кружит голову, оно – словно знак качества на любом товаре, что проходит через его величественные двери.
«Бергли»! В восьмидесятые здесь были побиты все рекорды публичных торгов, с молотка шло все – от Пикассо и Ван Гога до головокружительно дорогого мейсенского фарфора или старинных фотографий.
«Бергли»! «Бергли» с его трехсотлетней давности штаб-квартирой на Бонд-стрит в Лондоне и дворцом в целый квартал здесь, в Нью-Йорке, на Мэдисон-авеню, не говоря уж о двадцати трех филиалах, разбросанных по всему миру.
«Бергли»! Считающийся ровней «Кристи» и «Сотби». «Бергли», где список совета директоров и консультантов выглядит как справочник «Кто есть кто» в мире нуворишей и знати, кривившей до сих пор, как правило, свои патрицианские носы при виде ее, Дины Голдсмит, жены какого-то торговца всякой дешевкой.
Ну погодите же...
Ее губы изогнулись в зловещей улыбке, кривой, как ятаган. Это уж точно, ситуация за ночь сильно изменилась!
Что ж, пора приступать к исполнению новой роли.
– Дарлин! – пронзительно крикнула Дина.
Служанка, дежурившая прямо под дверью спальни, мгновенно появилась на пороге. Дине хватило одного взгляда на трясущуюся от страха бедняжку, чтобы понять: новость достигла и ушей слуг.
– Приготовь ванну, – коротко распорядилась она. – И смотри, вода должна быть нагрета точно до двадцати шести градусов. По Цельсию!