Эта проблема имеет и другой аспект; я не могу им пренебречь, да читатель и сам, несомненно, уже задумался над ним. Если такой способ транспортировки осуществим, некоторые последствия его будут просто устрашающими.
Дело в том, что передатчик материи — это не только «передатчик». Он потенциально является и размножающим устройством, могущим создавать любое число копий, неотличимых от оригинала. Копий может быть столько же, сколько имеется приемников; кроме того, вероятно, «сигнал» можно будет записывать и многократно «проигрывать» через тот же самый приемник. В связи с этим уместно будет напомнить, что сырье, из которого построено человеческое тело, стоит очень дешево.
Когда-нибудь все производственные процессы будут основаны на этом принципе, который, конечно, вполне целесообразен, пока речь идет о простых, неодушевленных предметах и пусть даже довольно сложных, но все же не живых существах[12]. Мы не возражаем против тысяч одинаковых пепельниц, чашек или автомобилей, но общество было бы ввергнуто в кошмарную неразбериху, столкнувшись с сотнями людей, которые с полным основанием заявляли бы, что они — одна и та же личность. Даже всего два-три экземпляра видного государственного деятеля могли бы породить политический хаос; возможности для преступлений, интриг, развязывания войн здесь столь велики, что это изобретение было бы куда опаснее любой атомной бомбы. Однако сам по себе устрашающий характер того или иного открытия еще не делает его неосуществимым, это уже испытали на себе жители Хиросимы. Мы можем, конечно, питать надежду, что передатчик — дубликатор материи останется навсегда за пределами досягаемости, но я все же опасаюсь, что когда-нибудь человечеству придется заняться проблемами, которые связаны с такой техникой.
Я сильно подозреваю также, что примитивный, «телевизионный» подход, охарактеризованный выше, окажется не самым лучшим решением проблемы мгновенной транспортировки. Истинное решение (если оно вообще существует) может оказаться гораздо более хитроумным. Оно может быть сопряжено со свойствами самого пространства…
Кто-то когда-то весьма остроумно сказал, что пространство есть нечто, не позволяющее многим вещам занимать одно и то же место. Но предположим, нам хочется, чтобы две вещи были в одном и том же месте, или, точнее, чтобы «два места были в одном и том же месте»?
Идея неподвижности, неизменности, абсолютности пространства за последние пятьдесят лет много раз подвергалась нападкам; «виной» тому главным образом открытия Эйнштейна. Однако еще до того, как теория относительности заставила пристальнее и глубже задуматься над представлениями, которые всегда казались здравыми, ряд философов и математиков поставили под сомнение концепцию классического, или евклидова, пространства. К ним относится в первую очередь Николай Иванович Лобачевский (1793–1856).
Существуют по меньшей мере две точки зрения, согласно которым пространство может обладать свойствами более сложными, нежели те, что описаны в учебниках геометрии и смутно запомнились большинству из нас еще со школьных времен. Оно может либо не повиноваться основным аксиомам Евклида, либо иметь более трех измерений. Современные геометры, чей девиз — «если это можно себе представить, это уже не геометрия», навыдумывали много более страшных вероятностей, но мы можем с благодарностью пренебречь ими.
Четвертое измерение за последнее время вышло из моды; оно было популярно в начале столетия, но, возможно, когда-нибудь вновь получит признание. Сама по себе мысль, что может существовать нечто, настолько же превосходящее куб, насколько куб превосходит квадрат, не содержит ничего особенно трудного для восприятия. Очень легко вычислить свойства четырехмерных, да и вообще n-мерных тел по аналогии с телами низших измерений. Мы займемся этим в главе 14.
Хотя я охотно — и даже более чем охотно — готов принять поправку к моей точке зрения, я не думаю, что евклидово пространство предоставляет возможность кратчайшего сообщения между двумя точками в знакомом нам трехмерном мире. Две точки, разделенные определенным расстоянием в трехмерном пространстве, окажутся как минимум не менее отдаленными друг от друга в пространстве любого высшего порядка. Однако, если мы вообразим, что пространство может быть изогнуто, искривлено и аксиомы Евклида к нему уже неприменимы, возникают новые и очень интересные возможности.
И вновь единственным доступным нам способом оценить эти возможности оказывается аналогия. Вспомните о давно знакомой, но загадочной фигуре — так называемой поверхности Мёбиуса. Она образуется склеиванием двух концов бумажной полоски, предварительно скрученной на пол-оборота. В результате, как известно, получается «кольцо с односторонней поверхностью», в чем вы можете легко убедиться, проведя по нему пальцем. Я предлагаю вам самим изготовить поверхность Мёбиуса: вам потребуется на это секунд тридцать, и вы не пожалеете затраченного времени.