Единица с двадцатью нулями — величина совершенно недоступная нашему пониманию. Напрасно даже пытаться вообразить ее. Однако с помощью простого сравнения можно косвенно представить себе ее громадность.
Мы только что предположили, что наступит время, когда мы, набрав номер на диске, сможем с помощью какого-то фантастического способа телепортации очутиться в любом месте космического пространства так же легко и быстро, как сегодня вызываем абонента по телефону. Любопытно, как бы выглядел космический «телефонный справочник», если бы его содержание авторы ограничили только солнцами, не пытаясь перечислить планеты, а тем более — миллионы разных мест на каждой из планет?
Телефонными справочниками таких городов, как Лондон и Нью-Йорк, уже сейчас очень трудно пользоваться, хотя в них насчитывается всего примерно по миллиону абонентов. Космический справочник на 1020 номеров был бы в 1014 раз больше. В нем было бы больше страниц, чем во всех книгах, которые напечатало человечество со времен изобретения книгопечатания.
Наш фантастический домысел можно развить и дальше, рассмотрев еще одно следствие появления двадцатизначных телефонных номеров. Подумайте о том, какая неразбериха будет твориться в космосе, если, набрав номер 27 945 015 423 811 986 385 вместо номера 27 945 015 243 811 986 385, вы окажетесь совсем не в том конце Вселенной… Это не пустая шутка; посмотрите хорошенько на эти многозначные ряды, попробуйте ощутить их весомость и значимость, помня, что вам нужен в них каждый знак, чтобы сосчитать общее число звезд. А если мы захотим подсчитать еще и количество их планет, то цифры возрастут еще больше.
Перед такими величинами должны спасовать даже те, чей дух не дрогнул перед безбрежностью световых лет. Перебрать поодиночке все песчинки на всех побережьях мира — задача, гораздо менее трудная, чем исследование космического пространства.
Итак, мы возвращаемся к нашему исходному утверждению. Космическое пространство можно наносить на карты, можно летать сквозь него, можно заселять его, и пределов этим свершениям нет; завоевать его окончательно нельзя. Когда человечество достигнет вершин своего развития и Адамово семя рассеется повсюду, как звезды во Вселенной, даже тогда мы все еще будем подобны муравьям, ползающим по поверхности Земли. Муравьи расселились по всему миру, но разве они завоевали его? Много ли знают об этом мире или друг о друге их бесчисленные колонии?
Так будет и с нами, когда мы распространимся далеко за пределы матери-Земли, когда ослабеют узы родства и взаимопонимания, когда до нас будут доходить лишь невнятные и запоздалые обрывки сведений из вторых или третьих — или тысячных — уст о каждой, относительно все уменьшающейся горстке, из которых будет тогда слагаться человечество. Хотя Земля не откажется от попыток поддерживать связь со своими детьми, но в конечном счете все усилия ее историков и архивариусов окажутся бессильными перед временем, расстояниями и самой огромностью объема информации. Ибо к тому времени, когда род людской станет вдвое старше, количество отдельных обществ или наций, возможно, намного превысит общее число людей, живших на Земле с зари человечества до наших дней.
Тщетно пытаясь осознать масштабы Вселенной, мы вышли за пределы постижимого; так будет и в дальнейшем; при всякой новой попытке мы подойдем к этим пределам рано или поздно. Чаще всего это будет «рано».
Когда вам случится выйти на улицу в летнюю ночь, посмотрите на небо. Почти прямо над головой у вас будет сиять самая яркая звезда северного полушария — Вега из созвездия Лиры. Она удалена на 26 световых лет. Для нас, недолговечных существ, это почти предел дальности космического путешествия, из которого мы еще можем возвратиться обратно. Но глубже за рубеж, отмеченный этим голубовато-белым маяком, сияющим в пятьдесят раз ярче нашего Солнца, может быть, проникнут только наш разум и наши тела — сердца человеческие туда посылать нельзя.
Ибо ни один человек не сумеет, вернувшись домой из путешествия на Вегу, вновь обнять тех, кого он знал и любил на Земле.
11 О времени
Человек — единственное живое существо, которое тревожит проблема времени, и этому его беспокойству обязаны своим появлением многие прекраснейшие творения искусства, а также почти все науки и в значительной части религия. Ведь именно постоянно наблюдаемая периодичность повторения во времени явлений природы: восхода солнца и движения звезд, более медленной по ритму смены времен года — привела к возникновению понятия о закономерности и упорядоченности, а затем и к древнейшей из всех наук, астрономии. Неизменность окружающей среды, как это имеет место, скажем, в глубинах океана или на поверхности вечно затянутой облаками Венеры, не стимулирует развитие разума, и в таких местах он может вообще не возникнуть.