— Червяк, что ты делаешь? — гавкнул Дрюня. — Ты убьёшь её!
— Андрей! — взревел я, обернувшись к нему лицом. — Ты — глупец! Неужели мне нужно тебе объяснять, почему она и так не протянет до утра?
— Ты… ты хочешь проделать с ней…
— Да! И я прошу мне не мешать!
Ансгар встал позади меня; его буйную кровь я почувствую даже с закрытыми глазами. Юный правитель твёрдо спросил:
— Чем мы можем помочь?
— Просто не мешайте мне. Лучше помолитесь своим богам.
Мои слова были больше обращены к Дрюне, ежели Ансгару. Но молитва моего друга раздалась не совсем из его без эмоциональных уст. Его ладони так сильно сжали древко секиры, что даже молитва юноши стала еле различимой. Глупцы, молятся своим богам в храме, принадлежащем мне.
Здесь Бог — это Я!
Я обхватил обеими руками голову Осси и запрокинул назад, чтобы кровь омыла глотку, чтобы она почувствовала вкус. Изуродованное лицо оставалась без эмоциональным, ни единый мускул не дёрнулся, но самая главная мышца отозвалась мне. Её сердце содрогнулось, нарушив и так поломанный такт жизни.
— Горечь и боль — наш учитель, — сказал я, положив руку на грудь Осси. — Я выполню твою старую просьбу, я сделаю тебя другой. Если ты пропустишь через себя боль и не падёшь на колени перед лицом страха, то обретёшь главную награду — жизнь.
Кровь вокруг изувеченного тела рыжей воительницы закипела. Ровную гладь нарушали вздувающиеся пузыри разных размеров. Они лопались с чавкающим звуком и пачкали тело Осси кровавыми ошмётками.
Я надавил на грудь воительницы.
Изломанное тело в кожаном доспехе мягко погрузилось в ванную густой крови. Вначале с наших глаз полностью скрылись её ноги, затем — руки; короткое мгновение вздувшиеся от гематомы женские кисти виднелись на поверхности, но и они были поглощены жадной гладью. Я прекратил давить Осси на грудь, когда на поверхности виднелись лишь её израненные губы, нос и закрытые отёком глаза.
Вся магия происходила там, внизу, за непроглядной пеленой из алого бархата. Другие ничего не видели, как и я, но мне довелось почувствовать всё так, словно это происходит на моих глаза.
Горячая кровь стремительно проникала в доспех рыжей воительницы. Затекала в рукава, в штанины, в ворот. Густая субстанция вела себя подобно лесному комару, стремящегося к тёплой коже. Кровь окутала женское тело и вгрызлась в поры. Проникнув под кожу, смешивалась с кровью Осси, насыщая её кислородом и чем-то магическим, что я никак не могу описать. Моя кровь как будто дописывала новые строки на страницах старой книги, а когда эти страницы закончились, вклеила новые, сделав из скучного сюжета — фильм, с номинацией на Оскар.
Губы Осси шевельнулись, но она ничего не сказала. Под непроглядной алой гладью тело девушки дёрнулось. Поломанные от сильнейшего удара о стену кости ног неестественно дёрнулись, притянулись к друг-другу, словно намагниченные, и соединились в местах переломах. Всем управляла кровь. Умная кровь сдвигала кости, очищала плоть и восстанавливала мышцы.
Когда лопнувшие лёгкие Осси освободились от пары проткнувших их костей, мы услышали тяжелый вдох, а после — крик.
Я приблизился к девушке и заглянул в чуть приоткрывшиеся глаза.
— Тише, — сказал я, — Боль — наш учитель.
Она не замолчала. В раскрытый рот затекла кровь, и Осси начала захлёбываться, плюясь багровыми слюнями.
— Не сопротивляйся боли! Ты уже умерла, боль не должна тебя страшить, — нашёптывал я сверху, искренне радуясь результату. — Сильная боль — дисциплинирует.
Я убрал ладонь с её груди и нежно положил ей на шею. Пальцы мои сжались, пробуя нащупать пульс. Пробуя ощутить жизнь. Переломанный позвоночник с громкими щелчками восстанавливался, возвращая в тело еще больше боли. Осси почувствовала конечности, и взвыла с новой силой.
Обеими руками я удерживал извивающееся тело, ощущая с каждой секундой прилив новых сил. Лопнувшие органы восстановились, кости срослись, с лица ушла гематома. Девушка притихла, открыла глаза, в которых застыл страх.
— Ты должна захлебнуться болью, — сказал я, обхватывая её шею второй рукой.
Она не повернула головы, лишь покосилась на меня и скривила лицо, словно ей вогнали кинжал в брюхо. Две выпачканные свежей кровью ладони вознеслись над алым озером и ухватились за зубья на моих массивных наплечниках.