С поэзией у Аркадия Ивановича были особые отношения; о поэзии говорил он так: "Поэзия - это не литература. Поэзия - это язык. Однажды выучил - и знаешь всю жизнь". В юности он, по его же собственному утверждению, всех русских поэтов изучил досконально, - так что за стихи Аркадий Иванович брался крайне нечасто; поэзия же зарубежная, он твёрдо верил, не заслуживала не только изучения, но и вообще какого-либо внимания.
В чтении Аркадий Иванович не выносил двух вещей: когда он читал меньше часа за один присест и когда его от чтения отвлекали. Какую-либо другую литературу, кроме художественной, он, как полотенца, не признавал и искренне считал, что она не нужна.
Разглядывая своё отражение в зеркале, Аркадий Иванович обращал внимание на следующие вещи: не прибавилось ли у него морщин, не слишком ли низко висит второй подбородок, не расползлась ли плешь дальше по голове, не посинели ли мешки под глазами.
Помимо морщин, второго подбородка, плеши и мешков под глазами, Аркадий Иванович обладал чёрными, густыми усами с лёгкой проседью; своими усами он очень гордился, называл их шикарными и утверждал, что "нынче таких усов никто больше не носит". Аркадий Иванович был себе симпатичен.
Мила Евгеньевна имела на этот счёт противное мнение. Будучи женщиной уже не молодой, но ещё и не старой, с вьющимися, цвета жёлтого золота волосами, женственно упитанным, недряблым телом и всё ещё округлой, достаточно полной, чтобы влюбиться, грудью, она считала, что муж себя запустил.
- Я тебя по-прежнему очень люблю, но ты только посмотри на себя. Ты обрюзг чудовищно. Не пора ли тебе за себя взяться? - призывала она мужа к благоразумию.
Аркадий Иванович, хмурясь, отвечал жене:
- Дорогая, читала ли ты повесть Куприна "Впотьмах"? Я вот уже который раз перечитываю и прихожу в неописуемый восторг.
Несмотря на все разногласия, жили они душа в душу.
II
В один тёплый, безветренный день Аркадий Иванович прогуливался по парку. Прогулка его в этот день затянулась, он бродил по городу без дела, то есть без чтения, уже третий час, и это обстоятельство сводило его с ума.
Дело в том, что в конце каждого месяца, Аркадий Иванович, вот уже много лет, покупал книги. Был как раз конец месяца, - начатый несколько дней назад роман он дочитал, совершенно неожиданно, вчера вечером (вчера была пятница), хотя предполагал, что только к понедельнику перейдёт к последней главе.
Отоваривался Аркадий Иванович всегда в одной и той же книжной лавке, - это была лавка дешёвых, поддержанных книг, и он всем сердцем её любил. Аркадий Иванович читал только поддержанные книги. Новые книги он не признавал; к тому же, на новые книги у него не было денег. Роман, дочитанный им вчера, был последней оставшейся книгой, приобретённой в прошлом месяце. Пришла пора покупать новые (старые) книги.
Книжная лавка, которую так любил Аркадий Иванович, была открыта с понедельника по пятницу. А сегодня суббота.
Утром, примерно на двадцать первой минуте обдумывания у зеркала накануне прочитанного романа, Аркадий Иванович осознал вдруг, что до понедельника остался без книг. И пришёл в ужас. Что делать? Ничего из уже прочитанного (а домашняя библиотека у него была чрезвычайно богатая) он перечитывать был не намерен, так как уже настроился на вполне конкретную повесть, которая, он знал, ждёт его в лавке. К тому же, следующее "перечитывание" было у него по плану только через два месяца, а Аркадий Иванович страшно не любил нарушать свои планы; он читал книги в строгом порядке, заранее намеченном им самим. Если уж по той или иной причине ему приходилось отступиться от этого порядка, его одолевала тревога, он становился подавленным, раздражительным, противным; а когда он оставался на день или два и вовсе без книг, то им овладевало отчаяние. Сегодня был как раз такой день.
Чтобы хоть как-то прийти в себя и, по возможности, обратить своё отчаяние хотя бы в тоску, Аркадий Иванович и отправился на прогулку - сразу же после своих "гигигиенических" процедур, - без завтрака и даже без чашки кофе со сливками, который он обожал и пил ежедневно, по обыкновению дважды - после лёгкого завтрака и после плотного ужина. Аркадий Иванович утверждал, что кофе ему как воздух необходим, - утром - чтобы проснуться как следует, прогнать прочь с ночи прилипший сон, а вечером - чтобы крепко и сладко уснуть. Без чашки кофе на ночь он плохо спал - ворочался без конца и видел неприятные, глупые сны; без чашки кофе поутру он был вял в течение дня, и иногда эта вялость сказывалась на "качестве" его чтения.