Сегодня, однако, Аркадий Иванович вял не был. Вероятно, оттого, что об утреннем кофе он забыл напрочь. А как же иначе? Чтение он обожал больше, чем кофе, и в сложившейся ситуации не забыть об утреннем кофе с его стороны было бы стыдно и оскорбительно - по отношению к святыне, к чтению, о котором он намеревался в течение двух серых, ненужных ему дней сокрушаться.
Аркадий Иванович почувствовал некоторую тяжесть в ногах (два с половиной часа беспрестанной ходьбы, с его-то вторым подбородком!), и понял, несмотря на гнетущую мысль о подлой судьбе, отравившей его выходные, что хорошо бы присесть, отдохнуть. И Аркадий Иванович принялся высматривать подходящую для него (по его же собственным, особым критериям) лавочку.
Ему нужна была такая лавочка, которая находилась бы и не всецело на солнце, и не всецело в тени; чтоб вокруг было не шумно, но и не совсем тихо; хорошо, если неподалёку будут похаживать голуби, - Аркадий Иванович признавал голубей и даже чуточку их любил, однако его любви к этим птицам было недостаточно для того, чтобы их кормить - ни семечками, ни хлебными крошками он голубей не угощал никогда, - голуби представляли для него сугубо эстетический интерес, - ему нравилось на них смотреть.
Аркадий Иванович обошёл весь парк дважды - тщательно, зорко, - но подходящей для него лавочки не находилось. Аркадий Иванович опечаленно завздыхал.
Но вдруг, совершенно случайно, волею провидения, в которое Аркадий Иванович веровал, его глаз зацепился за красный беретик - яркий, заметный; беретик принадлежал средних лет женщине, решившей, по-видимому, что ей уже сидеть хватит, что нужно пройтись, размять ноги - толстые и неухоженные, совсем не такие, как у Милы Евгеньевны; у Милы Евгеньевны были не ноги, а ножки, и Аркадий Иванович, обычно невнимательный и равнодушный к подобного рода вещам, этот факт почему-то, к собственному своему удивлению, подметил.
Подметил он также и то, что лавочка, покинутая только что женщиной в красном беретике, стоит под каштаном, заботливые ветви которого надёжно укрывали её от солнца, но в то же время пропускали благосклонно кое-какие лучи - не много и не мало, а именно столько, сколько нужно было Аркадию Ивановичу. Неподалёку от лавочки слышался ненавязчивый, детский смех и смутно доносились откуда-то два-три негромко болтающих, почти не противных женских голоса; и совсем рядом бродил даже бело-коричневый голубь. Последнее обстоятельство несколько смутило Аркадия Ивановича, так как предпочитал он голубых голубей (он считал, что настоящие голуби должны непременно быть голубыми), но рассудив, что и бело-коричневый голубь - голубь, пусть и не совсем настоящий, Аркадий Иванович успокоился.
"Не воробей, и на том спасибо", - заключил он. Аркадий Иванович не признавал воробьёв.
И вот, слегка ободрившись, он направился к освободившейся, почти совершенной для него лавочке. Усевшись, Аркадий Иванович вздохнул - уже не от печали, а от милого ногам облегчения.
"Опаньки!" - через мгновение удивился он, осознав, что уселся на "что-то".
"Что-то" оказалось журналом.
"Женщина! Вы тут забыли..." - хотел было окликнуть Аркадий Иванович красный беретик, но любопытство подсказало ему повременить с этой затеей и сперва взглянуть на журнал.
На обложке журнала Аркадий Иванович рассмотрел белое, пушистое перо, а над пером тоже белые, прописью буквы - на матово-оранжевом фоне, составляющие два интригующих слова: "Литература сегодня". Увидев заглавие, Аркадий Иванович тотчас задумался: поступить по совести - и вернуть журнал женщине, или по сердцу - и заглянуть в его содержание.
Всё, что было связано с литературой, всегда пробуждало в Аркадии Ивановиче жгучий интерес; слово "литература" означало для него "художественная литература", ему и в голову не могло прийти, что кто-то под этим словом может подразумевать какую-либо другую литературу. Этот жгучий интерес пробудился в нём и сейчас, и соблазнил его.
"Быть может, она вовсе этот журнал не забыла, а оставила его здесь намерено, потому что он ей неинтересен, а может, он вообще принадлежит кому-то другому, а она, как и я, сама его здесь обнаружила..." - пытался договориться со своей совестью Аркадий Иванович.