— Раны неглубокие, — говорил Люк. — Но все равно перевязать надо. Хотите, запеленаю вас, как египетскую мумию?
— Не нужно. На воздухе раны заживают быстрее, пусть дышат. А вот ваши ожоги перевязать необходимо.
— Пусть и они дышат, — улыбнулся он.
Появился Брэйдачин с банным махровым халатом. Неуклюже возясь с завязками, Ферн натянула его на себя и принялась внимательно осматривать опаленные бока Лугэрри. Люк достал бутылку виски.
Позже, проголодавшись, они совершили налет на холодильник и с аппетитом умяли несколько банок с фасолевым супом. Ферн позвонила Уиллу и подробно рассказала о случившемся, уютно устроившись на диване и потягивая виски. Лугэрри улеглась на своем месте у плиты и задремала, Брэйдачин, понимая, что те двое уже не нуждаются в его обществе, тактично исчез.
— Вас все еще мучает вопрос, не воплотилась ли во мне ваша первая любовь? — неожиданно спросил Люк, оборвав ленивую беседу. — Вы боитесь этого?
— Уже не боюсь. Теперь это уже неважно. — Ее глаза, вспыхивая зелеными искорками, смотрели прямо на него. — Рэйфарл — часть Прошлого. Даже когда я встретила его, он уже принадлежал Прошлому, а оглядываться назад я не хочу. Я многому научилась за последнее время. Если человек все время оглядывается назад, то путь вперед ему заказан. Вы — это вы, кем бы вы ни были. Все это время вы были со мной, вы убили паука, вы бросили вызов Моргас. И я хочу, чтобы вы были самим собой, и никем больше.
На этот раз она была уверена, что он поцелует ее, — он это и сделал, нежно прижав ее к себе.
— Осторожнее, вам может быть больно, — сказала она, на мгновенье оторвавшись от его губ и дотронувшись до его обожженной груди.
— Вам тоже, — прошептал Люк и снова обнял ее.
Позже они оказались в постели. Их близость была подобна двум рекам, слившимся воедино и бегущим в море наслаждения. Они забыли о ранах, и боль лишь усиливала наслаждение от их любовной игры. Ферн никогда не чувствовала себя такой беззащитной, как сейчас, отдавая свою любовь этому не до конца понятому человеку. Наконец она поняла, что они не просто наслаждаются друг другом физически, в этом акте любви была магия, и его Дар слился с ее, обострив их чувства и накалив эмоции. Они кормили друг друга, подобно вампирам, они с готовностью отдавали себя, и волшебство струилось по их разгоряченным обнаженным телам. Когда это волшебство наконец закончилось, Ферн соскользнула в сон.
Ей опять приснился сон, который она видела раньше. Призрачный город, Темная Башня, кабинет. И Тень, которая протягивала ей красную папку с документом, начертанным странными символами и подписанным кровью. Она видела нож, свою руку, кровь, струившуюся из раны, перо. Еле заметная подпись начала проступать на странице… Ферн проснулась. Светила луна, и ее яркий, чистый свет заливал комнату. Лунные лучи струились по кровати, освещая Люка с ног до головы, и Ферн ясно увидела на его левой руке шрам. Сновидение ожило в ее душе. Она все поняла.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Проснувшись, Люк обнаружил, что весь залит лунным светом, Ферн лежала рядом в полной темноте. Он прикоснулся к ней, но она была неподвижна и безответна, как камень. Он не мог разглядеть выражения ее лица, и только блеск глаз говорил о том, что она не спит.
— Иди ко мне, — сказал он тихо и уверенно.
— Нет. — Она сказала это так же, как когда–то ответила Моргас: короткое слово сухо слетело с ее уст.
— Что случилось?
— Ты меня об этом спрашиваешь? — Она даже не повернула головы.
— Да, спрашиваю.
Ферн лежала молча, предоставив тишине все объяснять за себя.
— В чем дело? — настаивал Люк, но уже не пытался снова до нее дотронуться.
Наконец она сказала:
— Зачем? Зачем ты сделал это? — Но она и сама знала ответ.
— Что сделал? — Голос его стал пустым, он больше не мог разыгрывать непонимание.
Ферн резко села и наклонилась к нему. Лунный свет упал на ее лицо, выдав смятение. Люк не выдержал ее взгляда и отвел глаза.
— У меня есть Дар, — сказала Ферн. — Разве ты не знаешь, что это значит? Я могу во сне проникнуть в твои мысли. Твое лицо скрывает все чувства, но душа ничего не может скрыть. Я проникла в твою душу. Только ведь она уже не твоя, так? Ты заключил древнейшую сделку, отдал себя ему. В обмен на Дану? Или это был только повод?
— Это была причина, — ответил Люк, — но не единственная.
Ферн снова легла. Лунный свет больше не попадал на нее.