Он удалился, названивая шпорами. Полковник спросил:
- Когда тебя успели завербовать? (Я пожал плечами.) Ну, молчи. Надо же собраться с мыслями... А где ты так много палил из револьвера, кстати, австрийского производства?
Я сказал, что из Парижа завернул в Белград, чтобы развлечься, а в "Кичево" был лакей, хороший парень, состоящий в "Боб-клубе", вот мы с ним и поехали к Шести Тополям на Саве, где спортивный тир, там и палили себе на здоровье.
Моя информация вызвала злорадный смех:
- Неужели мы поверим, что, приехав в Белград, ты с первым же лакеем кинулся со всех ног в тир, чтобы стрелять из двух револьверов по мишеням? Наконец, чтобы развлечься, из Белграда ездят в Париж, а ты из Парижа поехал в Белград... Скажи проще: Париж - для отвода глаз, а на вокзале в Вене тебя ожидала встреча с майором Цобелем.
- Я не видел никакого майора!
- Зато тебя с ним видели... Ладно. Посиди.
Не хотелось верить, что вместе с чужим письмом я положил за пазуху ядовитую гадину, которая меня же столь сильно ужалит. Я был отведен в подвальную комнату без окон, поразившую меня отсутствием клопов, столь необходимых для тюремной обстановки. Через день меня снова отконвоировали по лестнице в кабинет, где - помимо полковника с ротмистром - присутствовал и неизвестный мне человек в штатском.
На этот раз полковник разговаривал вежливо:
- Мы допускаем, что нечаянно, но все же вы сыграли весьма некрасивую роль. Этот венец с большими ушами - майор Ганс Цобель из "Хаупт-Кундшафт-Стелле"... Догадываюсь, что ранее вы никогда даже не слышали о такой богадельне?
- Нет.
- Так называется австрийская разведка. И не вы первый попались на эту удочку. К сожалению, наши головотяпы, бывающие в Вене, оказывают услуги Цобелю, с самым невинным видом переправляя письма для тайной агентуры, враждебной России. Надеюсь, вы не очень сердитесь за наше грубое обращение?
Господин в штатском представился:
- Подполковник Лепехин из Киевского управления... Именно ради вас я приехал сегодня утром в Варшаву, ибо ваше дело не так-то просто, как это кажется. - Он показал мне письмо, уже проявленное в лаборатории: между зеленоватых строчек самого невинного содержания о погоде в Вене и ценах на продукты явно проступали рыжие буквы тайного шифра. - Писано симпатическими чернилами марки "F", которые в аптеках выдаются за средство от выведения бородавок. Мы расшифровали, что в тексте изложен запрос о передислокации наших артиллерийских парков из Гомеля в Полтаву... Теперь вы поняли, молодой человек, сколько хлопот вы доставили нам и себе этим письмом?
В кабинет принесли ужин с вином и свежей клубникой. Меня пригласили к столу. Лепехин сказал, что, пока я был под арестом, департамент полиции "просветил" меня со всех сторон:
- О вас еще со скамьи "Правоведения" сложилось мнение как о будущем светиле российского правосудия. Но у меня к вам вопрос - имя Фитци Крамер ничего не говорит вашему сердцу?
- Поверьте, впервые слышу.
Мне объяснили, что пани Желтковская, владелица фотографии на Гожей улице, служит лишь "почтовым ящиком". А письмо предназначено для госпожи Крамер, кафешантанной певички из Будапешта, которая часто ангажируется в Киеве на летние сезоны. Но это письмо тоже не для нее: она передаст его венским шпионам, давно орудующим в Киевском военном округе. В этом случае я мог бы помочь контрразведке их выявить...
Склонность к приключениям, наверное, заложена в моем характере. "Хаупт-Кундшафт-Стелле" - и я! Кто кого?
- Но чем же, господа, я могу быть полезен?
- Вот об этом сейчас и подумаем, - начал Лепехин. - Письму из Вены мы вернем прежний божеский вид, с ним поедете в Киев, где должны повидаться с певичкой. При свидании с Фитци назовитесь курьером от Цобеля. Эта курва, конечно, сделает большие глаза, ибо ждет письмо из "почтового ящика". Но вы скажите, что на Гожей заметили "хвост", а письмо следует передать срочно, этим и объясняется ваше появление в Киеве.
Нашу милую беседу прервал ротмистр:
- У венского курьера Фитци сразу запросит денег.
- В этом случае, - продолжил Лепехин, - вы предложите ей свидание где-либо в публичном месте, обещая вручить письмо и деньги. Наверняка ее где-то поблизости будут страховать венские агенты, а мы, в свою очередь, тоже не станем витать в облаках и окажемся возле вас...
Когда мы расходились от ужина, подполковник Лепехин проводил меня и наедине даже обнял - почти дружески:
- Об этом пока не знают даже в департаменте полиции, но контрразведке уже известно, что вы делали в Белграде...
Моя реакция выразилась в дурацком смехе.
Прибыв в Киев, я профланировал в сад-буфф, где увидел Фитци Крамер, которая, задирая перед публикой шлейф своего платья, обдала меня каскадом игривых намеков. Она пела:
Кот пушистый, серебристый!
С красным бантом,
Ходит франтом.
На крышах он мяучит,
В подвалах кошек мучит...
После концерта мы встретились за кулисами; вблизи Фитци показалась мне обворожительной в своей греховности. Я вкратце объяснил ситуацию с Гожей улицей, где меня ожидала опасность, но Фитци, не испугавшись, просила вручить ей письмо.
- И... деньги! - вдруг потребовала она.
- В какой сумме гонорар вам обещан?
- Триста... нет, пожалуй, чуть больше.
Я ответил, что такие деньги боюсь иметь при себе:
- Передам при встрече. Где и когда угодно?
- Я постоянно завтракаю в "Ротонде" на Бибиковском бульваре. Напротив же "Ротонды" магазин меховых вещей Габриловича, через стекло витрины вы сразу увидите меня...
Об этом условии я спешно известил офицеров контрразведки. Лепехин ответил, что действовать следует демонстративно, дабы поймать шлюху с поличным, а заодно надо вызвать к себе внимание возможных агентов венской разведки. С такими словами он вручил мне ассигнацию в 500 рублей:
- Скажите Фитци, что ей полагается лишь двести.
- Но кто же мне в кафе разменяет сразу полтысячи? Ведь на такие деньги можно дом построить.
- В том-то и дело, что разменять не смогут. Кельнер, наш агент, скажет: "Здесь вам не банк!" - и посоветует перейти улицу, чтобы вы сами разменяли ассигнацию на мелкие купюры в меховом магазине Габриловича. Вы так и сделаете, после чего считайте себя свободным. Остальное - наша профессия...
Утром следующего дня я встретился с Фитци в "Ротонде", где певичка завтракала топленым молоком с гренками. Посетителей было мало: в отдалении сидел грузный человек с тросточкой, по виду скучающий маклер или игрок на бегах, у окна с видом безденежного франта просматривал газеты знакомый мне штабс-ротмистр. Я передал женщине письмо и сказал:
- Могу вручить вам только двести рублей. Поманив лакея, я показал ему полутысячную купюру.
- Здесь вам не банк! - ответил он, как положено.
Вслед за этим я выразил желание пересечь Бибиковский бульвар, дабы разменять деньги в кассе магазина
Габриловича. Но рука Фитци вдруг ловко вырвала у меня ассигнацию:
- Знаю я эти фокусы! Я ведь тоже стою немалых денег...
И письмо от Цобеля и все мои деньги мигом исчезли в ее ридикюле. Я невольно глянул в сторону ротмистра, но он глазами показал мне свое полное недоумение. Лакей тоже понял, что наша пьеса играется с отсебятиной, и не нашел ничего лучшего, как подсчитать стоимость заказанного мною завтрака:
- С вас тридцать восемь копеек. Можете не проверять...
Фитци уже направилась к выходу из "Ротонды". Ротмистр выжидал. А я как последний дурак сидел с раскрытым ртом. Но в этот момент грузный господин с тросточкой, безучастно ковырявший спичкой в зубах, встал и направился ко мне:
- Разрешите, я у вас прикурю. - И, прикуривая, он шепнул по-немецки: В кафе переодетые "голубые". Разве не видите, что вашу даму уже взяли?
Через окно кафе я заметил, как подол платья певички исчезает в глубине черной кареты. А этот тип со склеротичным лицом наверняка принял меня за своего коллегу из Вены.
Лакей еще постукивал карандашиком по столу:
- Я жду! С вас тридцать восемь копеек...
- Сейчас, - ответил я и схватил агента за глотку.
Но, увы, воротничок на шее венского шпиона, внешне выглядевший гуттаперчевым, оказался стальной пластинкой. Трость взлетела кверху, и она, увы, тоже была не камышовой, а железной. Последовал удар по куполу храма и я покатился на пол, громыхая падающими стульями. Ротмистр перестал изображать читателя газет: он метнулся через все кафе и сбил агента с ног. Лакей навалился на него сверху, а я, лежа на полу, перехватил руку шпиона с револьвером. Трах! - пуля со звоном высадила зеркальную витрину. Ротмистр уже брякнул наручниками: