33
Степан стоял у колодца, держал в руках ведро, полное воды, и говорил Семену Максимовичу:
— А я тебе что говорил? Он такой боевой генерал, только в плену сидеть. У немцев сидел, а теперь у своих сидит. Называется боевой генерал.
Алеша возразил:
— Ну, ты, Степан, неправильно говоришь. От немцев он геройски удрал.
— А от наших не удерет… герой такой.
Семен Максимович на земле сбивал деревянный ящик для угля и энергично крякал, размахиваясь тяжелым молотком.
— От таких, как теперь наши, тоже удрать может.
— А чем наши плохие? — спросил Степан.
— Разболтались очень, разговорились. Корнилов этот не такой, как ты думаешь. Да и другие есть, наверное.
— А мы, по-твоему, какие, Семен Максимович?
— А что же? Тут за жабры брать нужно, а мы болтаем.
Стукнула калитка. Алеша быстро пошел навстречу Павлу Варавве:
— Павлушка!
— Павло сверкнул белками, белыми зубами. Его смуглое лицо сейчас горело здоровьем, оживлением и силой. Он пожал руку Алеше и обратился к Семену Максимовичу с серьезной, дружеской почтительностью:
— Товарищ Теплов, я за вами.
— Что у вас там загорелось?
— Да вот я вам расскажу.
Он взял старика под руку и потащил в садик. Семен Максимович шел за ним, деловито и озабоченно поглаживая бороду. Степан поднял ведро и потащил в хату. По дороге моргнул на садик:
— Секреты завелись у рабочего класса.
Он поставил ведро в сенях и выскочил снова во двор:
— Алеша, Алеша, а знаешь, чего они толкуют все, большевики-то наши?
— А ты знаешь?
— А как же? Я все знаю. Оружие готовят.
— Ну?
— Честное тебе слово. Красная гвардия будет. Война!
Проходя к калитке, Павел сказал Алеше:
— Алексей, слышал? Подполковник Троицкий здесь.
— Да он уехал давно.
— Опять приехал. У Корнилова был. И не скрывает, хвастает.
Степан растянул рот:
— Хвастал один, по базару, дескать, ходил, догнать не догнали, а бока ободрали.
По своему обыкновению, Павел высоко вскинул руки и захохотал на весь двор, а потом сказал Алеше:
— Говорят, он недаром сюда приехал. Мобилизация офицеров.
— Да брось, — отмахнулся Алеша.
— Увидишь. Он тебя найдет наверняка.
Степан открыл рот и глаза:
— Во! Это ж в каком будет смысле? Мобилизация!
34
Предсказание Павла подтвердилось скоро. Через несколько дней в кухню вошла чернобровая быстроглазая девушка и, держа в руках белый конверт, спросила:
— Не туда, что ли, попала?
— А тебе куда нужно? — спросил капитан.
— Тут нужно… Теплова. Поручник… порутчик они. Из офицерей.
Капитан поднял одну бровь:
— Из офицерей? А для чего тебе?
— А подполковник Троицкий, батюшки нашего сынок, прислали. Только сказали, в личные ихние руки.
— А ты при чем?
— Хи… А как же… я там, у батюшки роблю.
— Прислуга?
— Не прислуга, а горничная вовсе.
— Ну, давай.
— А это вы и будете… поручник… пору… тчик Теплов?
— Это я и буду.
— Не, это не может такое быть… пору… тчик молодые должные быть…
— Алексей Семенович, — крикнул капитан в другую комнату, — идите-ка сюда.
Алеша вышел. Чернобровая обрадовалась:
— Это они и будут молодые… Поручник…
Алеша вскрыл конверт:
— Ха! Павло правду говорил. Почитайте, капитан.
— Вот видите, — пропела девушка, — а вы капитан вовсе. А не тот…
— А ты шустрая! — сказал Алеша.
— А отчевой-то вы так бедно живете? И капитан, и поручник, а бедно живете? Я сколько уже отнесла бумажек этих, так богато живут, а вы бедно отчевой-то…
— Как тебя зовут? Маруся? — спросил Алеша.
— Ой, боже ж мой, господи, Маруся! А откуда вы познали?
— Так по глазам же видно.
Маруся дернулась к дверям, но оглянулась на Алешу сердито:
— У! По глазах! Ничего по глазах не видно!
Капитан серьезно вытянул губы:
— Ну, что ты, милая, как тебе не стыдно! Такая большая и такого пустяка не знаешь! Всегда видно.
— А почему по ваших глазах не видно, как вас звать?
— Так он же не Маруся.
— Ой! Какие вы! А… а угадали, смотри!
Очарованная этим обстоятельством, Маруся блаженно загляделась на Алешу. Он поставил ей стул:
— Марусыно, сердце! Садись, красавицы!
— А для чего?
Но села, не спуская с Алеши пораженных событиями очей.
— Так богато, говоришь, живут?
— Это… кому письма носила? Ой, и богато! Как те, как буржуи!