— Чудаки, кто вам сказал, что у меня есть винтовки?
Степан быстро зашел с фланга и заспешил взволнованно:
— Да вы, может забыли, господин хороший, за делами всякими да хлопотами. Так вы не беспокойтесь, не утруждайте себя, мы и сами посмотрим, вам никаких хлопот чтобы не было.
— У меня нет винтовок, слышите? — закричал Пономарев, начиная понимать, что дело серьезное.
Он гневно глянул на Алешу:
— Господин Теплов? Я понимаю, что вам нужно!
Алеша шагнул вперед, приложил руку к козырьку.
— Так точно, Теплов. Вы удовлетворите просьбу этого… бедного человека?
Но он не выдержал и залился улыбкой, уставившись в рыжую бороду Пономарева, поэтому говорить уже не мог, а только выразительно показал на Степана. Степан добродушно разгладил усы и приготовился выслушать решение господина.
— Оружие? — резко спросил Пономарев.
— Да бросьте, — засмеялся Алеша и заходил по комнате. Снисходительно глянул на растерянную фигуру хозяина. — Ну, что вы ломаетесь? У вас в подвале пятьдесят винтовок и патроны. Забыли, что ли? Прибыли к вам еще в мае, для чего уж — не знаю.
— Да для бедного ж народа, — сказал Степан, как будто уговаривая Алешу, — для бедного народа. — Он вдруг надел картуз и засмеялся: — Ах, и потеха ж, прости господи! Ну, довольно с тобой по старой моде разговаривать. Давай ключи да покажи это самое место.
Пономарев глянул на Алешу, глянул на Степана. Анна Николаевна притаилась в дверях и бледнела от злобы. Алеша выпрямился, сжал губы, чуточку сдвинул каблуки:
— Приступим, господин Пономарев?
Серые глаза Пономарева улыбнулись с презрением:
— Кому я должен сдать оружие? Кем вы уполномочены?
Алеша быстро поднял клапан грудного кармана и протянул хозяину бумажку:
— Совет? — произнес гнусаво Пономарев, держа бумажку на отлете и глядя в нее вполоборота. — Совет для меня не начальство. Надо разрешение военных властей. Оружие на учете, — что вы, не понимаете? И еще написано: «Предлагает». Как это «предлагает»?
Степан ответил:
— Предлагает — это значит: отдай по совести, пока тебя за воротник не взяли; а возьмем за воротник, тебе некогда будет думать, где твое начальство.
Пономарев отодвинулся от Степана поближе к дверям, чуть-чуть побледнел, хотел расправить бороду, но забыл, опустил руку, склонил голову:
— Что ж… Хорошо… Подчиняюсь насилию.
— Правильно делаешь, голубок, — закричал Степан. — Умный человек, и характер у тебя спокойный. Если люди насильничают, что ты с ними сделаешь, известно — простой народ. Вот и я…
Но хозяин не дослушал его. Он еще раз с укором посмотрел на Алешу.
— Пойдемте.
Алеша вежливо пропустил мимо себя хозяйку. Она спешила к покинутой гостье.
5
Богатырчук не то приехал, не то с неба свалился. Вчера его еще не было, а сегодня он побывал на заводе, в совете, у Павла, у Алеши, у Тани, даже у подполковника Троицкого. Алеша целовал его, оглядывал со всех сторон, радовался и обижался. Еще не снявший вагонного «загара», Сергей казался сегодня особенно массивным и неповоротливым, стулья под ним жалобно скрипели, может быть, оттого, что Сергей не очень считался с собственной неповоротливостью, а вес шумел, шутил, вертелся во все стороны.
— Алешка, ты же веселый человек, как тебе не стыдно хромать. Едем на фронт. Едем!
— Это на какой? На юго-западный?
— Брось. Кто теперь считает по солнцу? Теперь считать нужно по-другому. У вас тут какая-то тишина, а в других местах кипит, ой, кипит!
— Да что ты сейчас делаешь? Кто ты такой?
— Я? Да я теперь большевик — и все. А так считаюсь: уполномоченный комитета фронта по вопросам о дезертирах.
Степан, раскрывший было рот и глаза на гостя, услышав последние слова, незаметно увял и отступил в беспорядке на кухню. Там он тихо сказал Василисе Петровне:
— Мамаша, когда нашему брату, рабочему человеку, покой будет?
— А что случилось?
— Приехал вот! Уполномоченный, говорит! Алешка его целует-милует, да смотри, на радостях и выдаст меня со всей моей военной амуницией.
Алеша, увидев отступление Степана, кивнул ему вслед:
— Испугался тебя.
— Да ну его, — Богатырчук махнул рукой. — Разве их теперь переловишь? Как тут у вас? Тихо?
— Да ничего. Красная гвардия у нас.
— Много?
— Полсотни. Народ боевой, да это на заводах. А в Совете скучно.
— Эсеры?
— А черт их разберет? Жулики больше сейчас в эсеры записались, кричат, да они и сами себя не слушают. Вот я тебе расскажу: офицеры здесь собрались, поговорили…