Нэфисэ залилась радостным смехом.
— Что же сделаешь, пришлось бы с каждым за ручку поздороваться...
С этой поры пшеница, как младенец в сказке, стала расти не по дням, а по часам. На второй же день она сбросила сизое покрывало и закуталась в бледно-зеленое. Прошло еще немного времени, и весь Яурышкан покрылся ярко-зеленым бархатом.
Теперь, чтоб напоить молодую пшеницу, нужен был благодатный дождь. И он не заставил себя долго ждать. В один из вечеров выплыло из-за леса синее облако, над полями сверкнула молния, раздались редкие раскаты грома, и полил шумный дождь.
Это утро принесло большую радость Нэфисэ. Всходы буйно распустились, будто их окропили живой водой. Но радость оказалась преждевременной. После ливня земля стала покрываться глянцевитой коркой. Еще несколько жарких дней, и земля растрескается, разрывая корни у ростков. Неокрепшие растения могут задохнуться без воздуха.
Нэфисэ, встревоженная, словно мать, у которой опасно заболел ребенок, побежала к агроному. Но этот пожилой человек не любил нарушать свою размеренную жизнь — обходил стороной трудные вопросы.
— Можно бы проборонить... — сказал он. — С другой стороны, боронить сейчас рискованно... Как бы не задеть корни! Тогда совсем плохо будет...
— Что же вы все-таки посоветуете? — допытывалась Нэфисэ. — Ведь если так оставить, пшеница может погибнуть!
— Гм... Как тебе сказать! Бывает, сожмешь зубы и терпишь. Что ни говори, а еще многие проблемы не разрешены наукой. Надо помнить, что нередко сама природа выручает из беды. Да, да! А может быть, еще ничего страшного и нет... Ладно, я сам заеду, посмотрю...
Но агронома в «Чулпане» так и не дождались.
Надо было что-то предпринимать. Пробовали рыхлить почву железной бороной. Но тяжелая борона превращала зеленое поле в черное месиво. Деревянная борона тоже вырывала ростки с корнем.
В эти дни и сам Тимери ходил мрачный, озабоченный. Он подолгу стоял, задумавшись, над всходами, ковырял пальцем твердую землю, и вдруг его осенила мысль:
— Килен, — обратился он к Нэфисэ, — а что, ежели мы граблями пройдемся по полю?
Вертевшийся тут же Бикмулла не стерпел и вставил свое слово:
— Ай-хай, только корни повредите да ростки затопчете... Может, лучше не мучить ее? Оставим на волю божью...
Нэфисэ провела еще одну бессонную ночь. Дальше тянуть нельзя было — пересохшая земля начала растрескиваться.
На заре, взяв в руки легкие грабли, девушки босиком вошли в пшеницу.
Говорят, смелость камни рушит. Затея удалась: корни у пшеницы остались целы, примятые стебли быстро поднялись.
Потом привезли в поле сорокаведерную бочку, к которой кузнец, по указанию Нэфисэ, приделал длинные трубы с отверстиями. Намешали в нее приготовленного заранее удобрения. Когда все было готово, Нэфисэ взяла под уздцы Серко и медленно повела его за собой по полю.
Старик Бикмулла, нахмурившись, опять проворчал:
— Ну, девушка, и мучаешь же ты хлеб! Влетит тебе, коли попортишь, ох, влетит!
Мэулихэ со страхом смотрела на втоптанные в землю ростки и только молилась про себя. Однако вера ее в Нэфисэ была безмерна. Решительно сжатые губы бригадира показывали, что она не отступится, и это придало силы и Мэулихэ. Она погладила Серко и сказала бодро:
— Иди, Нэфисэ, иди! В добрый час! Только не оборачивайся. А тебе, Бикмулла-абзы, не след каркать! Почем знать, может, этот хлебушко нам еще дороже, чем тебе? Может, мы из-за него ночи не спим?
Прошло несколько дней, и пшеница стала неузнаваемой. Она густо покрыла все поле, заволновалась на ветру, переливаясь темной своей зеленью.
Первую прополку и прополкой-то нельзя было назвать. Поле было чистым, лишь кое-где мелькали василечки.
Как-то мимоходом заглянул в Ярышкан и агроном. Он остался доволен и обработкой почвы и самой пшеницей. Когда ему напомнили про историю с боронованием, он, нисколько не смутясь, заявил, что тогда заехать никак не мог.
— Ваш опыт, — сказал он Нэфисэ, — оказался удачным, даже сверх ожидания. Вы вписали новую страницу в агротехнику. А главное — пшеница у вас дала два стебля с одного ростка! Это — редкое явление. Здесь наверняка сам-десять будет!
— А если окажется сам-пятнадцать? — полушутя спросила Нэфисэ.
Агроном сощурился и пожал плечами:
— Я не посмел бы заявить так категорично. Ну, а если будет — выше счастье.
Пшеничное поле стало теперь для Нэфисэ и милым и близким, как родной дом. Она и дня не могла прожить, не побывав здесь. Этот зеленый мир, созданный стараниями ее бригады, стал не только утешением, но и самой большой радостью в ее жизни.