— Вы хотите сказать: будет возможность!
В ясном, прямом взгляде девушки, в чуть усмешливой улыбке было что-то, напоминавшее ее отца, и Хайдар невольно посмотрел в сторону кабинета.
— Да, конечно, после войны, после победы! — Хайдар снова перевел глаза на полотно. — У художника все гармонично.
— Да-а... — подхватила оживленно Эльфия. — Посмотрите на «Бурлаков» Репина. И вправду, какой у него контраст! Могучая сила, величие Волги и рядом — измученные, подавленные люди!.. Я вам очень благодарна, Хайдар-абы!
— Не понял, за что же?
— Знаете... — Эльфия посмотрела на картину и замялась. — Хотя... об этом после... Жалко, не скоро все это осуществится. Война...
В это время к ним вышел Мансуров.
— Вот я и освободился. Как там у тебя, Эльфия?
Эльфия живо направилась к двери:
— Сейчас, папа!
— Я тебя заставил ждать, Хайдар, извини, — сказал Мансуров, опускаясь на диван. — Всегда накапливаются дела, и все срочные, — улыбнулся он. — Ну, о чем вы толковали?
— Вот об этой картине, — ответил Хайдар, усаживаясь рядом с ним. — Забыл даже спросить у Эльфии, чья это работа?
— Разве она не сказала? Ах, лукавица! Да ведь это она писала!
— Эльфия? Так она художник?
— Она только нынче окончила художественное училище. Над этим полотном колдовала все лето.
— Вот оно что!
В комнату с грудой тарелок вошла Эльфия.
— Папа, там женщины пришли. Говорят, что им необходимо тебя видеть.
— Сейчас выйду. — Секретарь поднялся. — Об остальном, дружок, тебе расскажет сам автор.
Солнце уже закатилось. Эльфия завесила окна маскировочными шторами и начала накрывать стол.
— Эльфия! — сказал Хайдар. — Оказывается, вы — автор этой картины?!
— Ну, и вы не раскаиваетесь, что хвалили меня?
— Ничуть! Я считаю вашу работу достойной похвалы. Скажите, что вдохновило вас?
— Смотрите, как бы я не возгордилась, — засмеялась Эльфия, но тотчас же стала серьезной. — Знаете, это получилось как-то само собой. В начале лета я поехала с папой в вашу деревню. Вид, открывшийся с подножия двух сосен, просто поразил меня: утопающая в зелени деревня на берегу речки, а за ней такая широкая перспектива и темная полоса леса вдали... Я набросала этюд, а получилось вот что...
— Интересно, как получилось?
Эльфия задумчиво смотрела на свою картину, краски которой при свете лампы, казалось, поблекли.
— Об этом трудно рассказать. — Она присела на подлокотник дивана. Быстро меняющееся выражение подвижного лица выдавало ее внутреннее волнение. — Горький в одной статье писал, что человек перестанет быть рабом только тогда, когда сам осознает, что он не раб. Помните? Вот я и попыталась показать, как будет жить свободный человек, крестьянин, отрешившийся от старого. Мне в этом помогли долгие беседы и споры отца с Газизом-абы о строительстве, о культуре, быте колхозника. Я всегда с увлечением слушала их.
Хайдар пожал ей руку:
— Вас можно поздравить, Эльфия!
— Спасибо, Хайдар-абы. Но не рано ли? Вот я смотрю на работы настоящих художников, и, знаете, просто дух захватывает. Какая полнота жизни! Кажется, не только видишь, но и слышишь, как шумят нивы, качаются деревья... Какое мастерство, какая могучая сила! А я, я совсем беспомощная... — вздохнула она с детской непосредственностью и смутилась.
Хайдар взглянул на печально склонившуюся головку девушки, на ее тонкие пальцы и с неожиданным волнением подумал: «Кто знает, может быть, эта худенькая девушка со временем станет талантливым художником нашего народа!»
3
Пообедав, Мансуров и Хайдар пересели на диван. Мансуров протянул Хайдару портсигар:
— Пожалуйста!
— Спасибо, Джаудат-абы, я еще подожду.
— Как хочешь.
На улице уже стемнело. С пристани доносились гудки пароходов и буксиров, удары лопастей по воде, шум голосов.
— Так, так... — Мансуров пытливо поглядел на Хайдара. — Интересно, остался ты все тем же или война тебя перемолола?
— Перемолоть-то она меня не перемолола, но, кажется, я не тот, что был, — ответил Хайдар.
— Ну, ну, послушаем, какой ты теперь.
Густые черные брови Хайдара чуть сдвинулись. Он охотно заговорил, то глядя на своего собеседника, то опуская голову, словно прислушиваясь к самому себе.
— По правде говоря, Джаудат-абы, я только на фронте по-настоящему понял и оценил нашу жизнь. В молодости ведь на все смотришь легко, поверхностно... Сейчас многое я вижу в новом свете. Я десять месяцев был на передовой. До самого ранения... Многое пришлось повидать, Джаудат-абы. Даже больше, чем следует...