— Это оно? — с пренебрежением потребовала ответа Петронелла. — Это Камулодунум?
— Даже Рим был построен не за один день, любовь моя.
— Может и нет, но он не больше четверти Лондиниума.
«Примерно где-то так и есть», — подумал Макрон. Он разделял ее чувство разочарования, хотя и не признался бы в этом жене. Она и так была достаточно критична, и без его дополнительного поощрения.
Он крепче сжал поводья, и они поехали по дороге вниз по склону к воротам, ведущим в колонию. Ворота были построены еще во времена лагеря и имели две узкие арки. По обе стороны от них тянулся короткий участок стены, по оценке Макрона, не более семи метров, а ров, когда-то окружавший лагерь, давно засыпали и местами застроили. Снег скрыл все остальные следы, так что общее впечатление было таким: крепость едва начата, а затем заброшена. Несмотря на то, что любой, кто приближался к поселению, мог просто обойти стены по обе стороны от ворот, на вершине сторожки все еще стоял часовой в красном плаще, а еще двое стояли в укрытии открытых ворот. «Старые привычки умирают с трудом», — одобрительно подумал Макрон. Ветераны, составлявшие большую часть колонии, придерживались ритуалов своих военных дней.
Макрон осторожно натянул поводья, когда они подъехали к воротам, и к ним подошел один из стражников. Его лицо было сильно осунувшимся, а подбородок покрывала седая щетина. Между складками плаща Макрон разглядел тусклый блеск чешуйчатых доспехов и рукоять короткого меча.
— Что ты тут делаешь в этот холодный день, друг мой? — окликнул часовой, подойдя к повозке.
— Дела в колонии. Где я могу найти магистрата?
— Дела говоришь, да? — Часовой многозначительным взглядом оглядел Петронеллу.
— Она может сама за себя ответить, — сказал Макрон.
— Он прав! — рявкнула Петронелла. — Я его жена.
— И кто же этот «он»? — усмехнулся часовой.
— Центурион преторианской гвардии Луций Корнелий Макрон.
Часовой сделал шаг назад и отсалютовал.
— Мои извинения, господин. Моя госпожа.
— Поздновато для этого, — сказал Макрон. — Просто скажи мне, где я могу найти магистрата.
— В штаб-квартире, господин. Там заседает сенат колонии.
— У них сейчас проходит заседание?
— В некотором роде, господин.
Макрон кивнул в знак благодарности, натянул поводья, и повозка с грохотом въехала в ворота. На дальней стороне он увидел, что сетка улиц была четко очерчена подорожными столбиками, но едва ли половина территории в границах старого военного лагеря была застроена. Это были почти все одноэтажные здания, смесь домов, магазинов и других построек, расположенных на большом открытом пространстве, которое, похоже, было определено как форум колонии.
— Я видела мелкие послеления в Апулии, которые выгядели более развитыми, чем этот, — прокомментировала Петронелла.
Макрон проследовал по главному маршруту, пересекающему колонию, и направился к большому зданию в самом центре поселения, недалеко от места строительства храма. От большинства зданий поднимался древесный дым, и в холодном воздухе висел едкий привкус. Еще один ветеран стоял на страже у входа в здание штаба, а изнутри доносились радостные возгласы и крики.
Макрон остановил повозку и вложил поводья в держатель и соскользнул со скамьи. Ягодицы болели, и он потер их, разминая спину и плечи.
— Поможешь мне спуститься?
Он повернулся к жене с виноватым выражением лица и поддержал ее руку, когда она опустилась рядом с ним. Взяв поводья, он перекинул их через столб с одной стороны от входа, который обрамляла пара простых известняковых колонн, поддерживающих простой антаблемент.
— Оставайся у повозки, — приказал он Петронелле. — Я ненадолго. Я найду нам место, а завтра мы уж со всем разберемся.
— Остаться у повозки? — Петронелла нахмурилась. — Здесь холодно.
— Тогда двигайся. Это поможет тебе согреться, пока я не вернусь. — Макрон повернулся к часовому, который наблюдал за коротким разговором со слабо скрытым весельем. — Я центурион Макрон. У меня есть дело к магистрату.
Часовой склонил голову в неформальном приветствии и махнул Макрону рукой. Ему не нравилось оставлять Петронеллу на холоде, но женщинам не разрешалось входить в сенат любого римского города, поселка или колонии.
Небольшой вестибулум с прищепками для плащей и вещей вел в главный зал административного здания, где когда-то офицеры и солдаты собирались под навесом черепичной крыши, возвышавшейся над головой. Теперь это помещение было отдано под полукруг скамеек в одном конце, где заседал и обсуждал дела правящий сенат колонии. Скамьи были пустынны. В другом конце, собравшись вокруг большой железной жаровни и сидя за столами и скамьями, собралась небольшая толпа мужчин, одетых в выцветшие военные туники и другие одежды различных оттенков. На столах стояли кувшины и кубки с вином, а также остатки трапезы. Несколько рабов, местных жителей по покрою одежды и татуировкам на открытой коже, убирали со столов и складывали свежие поленья у мангала. Старые солдаты напевали незнакомую Макрону песню, когда он направился к ним, откинув складки плаща на плечи.