Он открыл темные глаза и смотрел на нее.
— Я не насилую вас. Мне остановиться? — Да!
С мелодраматическим вздохом он приподнялся. Она старалась выкарабкаться из-под него, но мешали одеяла. В конце концов она освободилась, но не раньше чем увидела, что он был совершенно голым — и возбудился.
Том посмеивался.
— Вы удивили меня… Должен признаться, такого подарка я сегодня не ждал.
Она едва устояла на ногах при виде его наготы. Но думать могла только об одном — неужели это может войти внутрь женщины?
Но не в нее — ни при каких обстоятельствах.
Она отвернулась.
— Прикройтесь. Мне нужно поговорить с вами, а единственная возможность для этого — остаться наедине. Сесили будет делать все, чтобы не оставить нас вдвоем.
— Если вы не планируете снова засадить меня куда-нибудь, я, пожалуй, лягу в кровать, так что не буду надевать одежду, в которой не нуждаюсь. Но теперь я прикрыт. И внимательно вас слушаю.
Она повернулась к нему, и ей пришлось облизнуть ставшие вдруг сухими губы. Он лежал на спине среди подушек, горкой наваленных в изголовье. Верхняя часть — его тела оставалась открытой взгляду и бугрилась мышцами, уходящими ниже. Бедра укрывала лишь одна простыня, и выпуклость между ними безошибочно указывала на его состояние.
Она не сразу вспомнила, что хотела сказать.
В его ухмылке сквозило мужское торжество.
— Диана?
Она снова взглянула ему в лицо. Разве можно так волноваться? Он играет с ней в кошки-мышки, старается запугать. Он враг, подумала она и почувствовала, как к ней возвращается спокойствие. Она сможет осуществить задуманное.
Что бы ни отразилось на ее лице, Баннастер понял, что она пришла явно не за тем, чтобы отдаться ему. Он перестал улыбаться, вздохнул и упавшим голосом спросил:
— Чего вы хотите, Диана?
— Я устала играть в ваши игры, гадать, что вы собираетесь делать.
Он поднял бровь.
— Я был предельно откровенен относительно моих намерений.
Она вытаращила глаза.
— Меня интересуют не намерения. Вы мужчина, следовательно, от вас нельзя ждать ничего хорошего.
— Вы мне льстите.
— Вы ничего не предпринимаете, только дразните меня. Не играйте со мной больше, наберитесь смелости и расскажите о своих планах.
Он подпер голову согнутой в локте рукой, и она попыталась отвести глаза от длинной линии мышц, бегущей от локтя к ребрам.
— Так вы сомневаетесь в моей смелости? — задумчиво произнес он. — Интересной же тактики вы придерживаетесь, если начинаете с подобных обвинений.
Она подбоченилась.
— Баннастер, просто скажите, собираетесь ли вы выдавать меня? Я больше не могу жить в таком напряжении. Мне нужно знать, что делать дальше.
— Вы предполагаете бежать? Спрятаться? Она покачала головой:
— Не смогу при всем желании. Мне некуда идти. — Понизив голос, она добавила: — Но мне нужно придумать, как реагировать на гнев брата.
— А не Сесили? Ей тоже могут не понравиться ваши уловки. Вы ведь делали все, чтобы не подпустить меня к ней, разве не так?
Ей не понравился его изучающий взгляд, словно он подозревал нечто большее.
Она быстро кивнула, соглашаясь:
— Да. Она не хочет понять, что я защищаю ее. Выражение его лица переменилось, теперь он выглядел удивленным.
— Я уже сообщил вам о своих планах — или вы не верите мне? Я не собираюсь никому рассказывать о том, как вы поступили со мной, если, конечно, вы не дадите мне повода к этому.
Сбитая с толку, она выкрикнула:
— Я вас не понимаю! Разве вы не собираетесь мстить мне?
Он поднялся на ноги, позволив простыне упасть. Его нагота была прекрасной, внушающей трепет — и возбуждающей, когда он подошел к ней.
— Хотел, но решил, что мне не доставит удовольствия бросать женщину в подземелье. Лучше я потрачу свою энергию на нечто гораздо более стоящее.
Она не понимала его. Он наступал, пока она не оказалась припертой к двери, а потом вплотную надвинулся на нее. Его твердый орган тяжело угнездился у ее живота, отчего она задрожала от незнакомого раньше желания.
Склонившись к ней, он шепнул:
— Я собираюсь соблазнить вас, сделать своей любовницей, чтобы вы многое познали в моей постели.
— Это и есть наказание? — в замешательстве спросила она.
Но по его торжествующему виду она поняла, что сказала не то.
Он удовлетворенно произнес:
— Я понял, что мое прикосновение, по крайней мере, не показалось вам неприятным. Это нетрудно было уяснить по вашей мимолетной реакции.