– Ладно. Не болеете вы там?
– Да, слава богу, – нет. Глазки только немного послезились, но всё уже прошло.
– Ну, хорошо. А носы мы не вешаем. Бывало и хуже. Друг вон просто рвётся в бой, прямо излучает из себя уверенность в результате.
– Это хорошо. А ты, друг мой ситный, таблетки пьёшь?
– Конечно.
– По расписанию? С твоим давлением не шутят.
– Надя, ну как можно? Конечно, я принимаю лекарства строго по расписанию. Вон, Андрюха подтвердит. Друг, скажи.
– Это какие таблетки? Те, что вчера с твоей курткой сгорели?
– Что, что? Как сгорели? Кто сгорел? Алё, алё, – встревоженный голос жены звенел в динамике трубки.
– Саша, ответь. Что у вас там творится?
– Да ничего не творится. Это у Друга мозги поплавились. Трепло, – прошипел я сквозь зубы и показал другу кулак.
– Просто я вчера «горку» свою у огня сушиться повесил. Не уследил, вот она и свалилась в костёр. А таблетки у меня в рюкзаке лежат. Друг перепутал. Он в последнее время часто всё путает, – я ткнул Галушкина кулаком под рёбра. – Ладно, что там по Дмитриеву?
Изосима Дмитриева мы нашли прошлой осенью под Ельней, и сейчас шла работа по розыску родственников солдата.
– Пока обрадовать ничем не могу, – горестно вздохнула супруга. – Установлено, что у него была дочь. Её следы теряются в Белоруссии. Я отправила туда запрос. Жду ответа. Бог даст – найдём.
– Дай то Бог… Ладно, Наденька, пойдём мы в лагерь собираться, темнеет уже. Завтра утром позвоню. Целуй Ниночку от меня.
– Удачи вам. Берегите себя. Целую.
Я секунду послушал телефонные гудки. Перед глазами всё ещё стоял образ моей Нади. Жены и соратника. В себя я пришёл только после деликатного покашливания опростоволосившегося друга.
– А-а-а, стукач, чего тебе?
Друг, видно, уже сообразил, как он прокололся с таблетками накануне важного разговора, и мучительно искал выход. На его лице отразилась целая гамма чувств. Раскаяния среди них я не заметил.
– Ну, – подстегнул я Галушкина.
Перебрав в голове варианты и не найдя ничего подходящего, Андрюха плюнул на дипломатию и пошёл в лобовую атаку.
– Давай к татарам сходим, баню посмотрим.
– Какую баню? – опешил я.
– Ну, у них такая палатка есть. Они в ней баню замастрячили.
– Ну и на фига нам это надо?
– Как на фига? – возмутился Друг. – Чтобы кота в мешке не брать. Посмотрим, как там что. Понравится – себе такую в интернете закажем.
– Нет, Друг, ты не понял. Баня нам на фига? Вы мне с Манаковым в прошлый раз все мозги душем вынесли. Ну, купили. И кто им пользуется? За пять лет ты единственный, насколько я помню, кто сразу после покупки в нём помылся. Да и то через силу ты под ледяной водой стоял. Чтобы лицо не потерять, марку перед отрядом держал так, что аж позеленел весь от холода.
– Ну, а я тебе про что говорю? – не сдавался Друг. – Мой душ – это просто бак с водой, который на дерево нужно вешать. А баня, – друг мечтательно закатил глаза, – тёплая палатка, горячая вода. Печку протопил – парься сколько хочешь. Ты прикинь, какой это кайф – после копа в горячей бане попариться!
– Да, идея заманчивая, – уже сдавшись в душе, процедил я. – Только эту баню после Вахт сушить будешь ты лично. Согласен?
– Друг, так я это… – замямлил Андрей, пытаясь вывернуться из щекотливой ситуации.
– Что это? Опять на молодых всё переложить хочешь? Андрюше парок, а Лёхе холодок. Так что ли? Только хрен у тебя этот номер больше прокатит. Ну так что?
– Ладно, согласен, – обречённо выдавил из себя наш сибарит.
– Ну и хорошо, раз согласен. Где эти татары стоят, знаешь?
– Сейчас найдём, – повеселел Андрюха. – Я там, правда, раз был, и то по темнухе. Но помню, что у них вокруг палаток на всех деревьях флаги висели. По флагам и найдём.
Я с сомнением посмотрел на этого генератора идей, но отступать было поздно.
– Курт, – окликнул я Сергея Курашова, облокотившегося на лопату у очередного пустого шурфа. – Закопайте все ямы после себя и шагайте в расположение. Мы сейчас с Другом к татарам заскочим и придём.
– Понял, – Серёга кивнул бритой головой и принялся за дело.
– Ну что, Сусанин ты наш недоделанный, – бросил я через плечо понуро бредущему сзади Другу. – Где твои татары?
Вот уже полчаса мы ходили вдоль реки, пытаясь разыскать казанских поисковиков среди десятков отрядов, разбивших здесь свои биваки. Главная примета, по которой ориентировался Галушкин, – флаги и баннеры, которые были щедрой рукой разбросаны по лесу и украшали собой практически все стоянки следопытов. Эти поиски мне уже порядком надоели, и я не скрывал своего раздражения.