И затем перед ее широко раскрытыми от ужаса глазами красно-золотистый самолет тронулся с места, покатил по взлетному полю, оторвался от него и начал набирать высоту — все выше… выше…
Последнее, что заметила Бонни перед тем, как все погрузилось во мрак, был белый носовой платок матери, которым она махала на прощание в окне кабины самолета.
Целую вечность спустя Бонни раскрыла глаза в пустой и бесцветный мир, который вскоре однако начал наполняться красками, звуками и запахами. Она лежала на боку на холодном бетонном полу, привязанная к стулу. В нескольких футах в стороне лежал Тай, очень бледный, неподвижный, совсем… мертвый. Тай!
Она пошевелилась, и тысячи острых иголочек закололи ее онемевшее тело. Вместе с болью вернулась память. Блайт… Блайт улетела.
Потеряв сознание, Бонни свалилась набок. Давно ли? Сколько… сколько времени сейчас?
Блайт… Блайт улетела… Как облачко дыма, растворившись в чистом небесном пространстве.
Во время падения кляп вывалился у нее изо рта.
И Тай мертв…
Мама…
Бонни застонала. Ее стон эхом вернулся к ней — беспомощной, растерянной, лежащей на холодном полу ангара позади прикрытого брезентом самолета.
Тай пошевелился…
Бонни, мучительно извиваясь, дюйм за дюймом поползла к нему, волоча за собой стул, к которому была привязана. Он открыл налитые кровью глаза.
— Тай, — задыхаясь, с трудом проговорила Бонни. — Их похитили! Джека… и маму… Тот человек — он улетел с ними на самолете, притворившись тобой!
Тай закрыл глаза. Когда он снова раскрыл их, Бонни
поразилась их неестественно красному цвету. Кляп судорожно дергался у него во рту, точно он изо всех сил пытался заговорить. Она заметила, как напряглись жилы у него на шее.
Бонни прижалась щекой к лицу Тая, стараясь дотянуться зубами до конца тряпки, торчавшей у него изо рта. Наконец, это ей удалось, и она принялась дергать, тащить, расшатывать кляп, пока в конце концов ее усилия не увенчались успехом. Щеки Тая были холодными, как пол, на котором они оба лежали.
— Бонни, — голос его был совершенно неузнаваем. — Попытайся ослабить эти веревки.
На мгновение их дыхание слилось воедино и взгляды сомкнулись. Затем Бонни отвернулась, а Тай перекатился на бок, чтобы ей было удобнее вцепиться зубами в узел, затянутый на его руках.
К счастью, Эллери и оба ею спутника еще не покинули летное поле. Эллери стоило лишь раз взглянуть на тысячную толпу, запрудившую место стоянки автомашин, чтобы предсказать длительную заминку. Поэтому он, Лу и Алан Кларк отправились в ресторан при аэровокзале, чтобы подкрепиться сэндвичами и кофе.
Их вялое обсуждение будущего киносценария было внезапно прервано сильной суматохой и замешательством снаружи; выскочив из ресторана, они наткнулись у одного из ангаров на возбужденный муравейник из аэродромных служащих, пилотов, механиков и полицейских, суетившихся вокруг Тая, потиравшего затекшие руки, и Бонни, которая молча сидела, сложив руки на коленях, с лицом белее собственного носового платка, отрешенно глядя на деловито снующих людей-муравьев и не замечая их.
— В том самолете — мой отец! — объяснял всем Тай. — Квин! Слава Богу, хоть одно знакомое лицо! И Лу! Свяжитесь с Бутчем. Позвоните на остров Рид. Делайте же что-нибудь, черт возьми!
— Сейчас нет смысла звонить на остров Рид, — сказал Эллери, обращаясь к Лу. — Это единственное место, о котором можно с абсолютной достоверностью утверждать, что похититель их туда не потащит. Хотелось бы мне знать…
— Маму увезли, — безучастно проговорила Бонни. Одна из стюардесс попыталась было ее увести, но она отрицательно покачала головой.
Эллери позвонил в справочную службу, затем заказал разговор с усадьбой Толленда Стьюарта. Спустя довольно продолжительное время ему ответил сухой брюзгливый мужской голос.
— Это мистер Толленд Стьюарт?
Эллери показалось, будто голос внезапно насторожился:
— Нет, это доктор Джуниус. А кто хочет говорить с мистером Стьюартом?
Эллери объяснил, что произошло, и поинтересовался, не пролетал ли моноплан Тая над усадьбой в Шоколадных горах. Однако личный врач Толленда Стьюарта отверг такое предположение.
— Ни одного самолета за целый день. Кстати, не исключено ли, что мистер Ройл и мисс Стьюарт сами прибегли к такому экстравагантному способу, чтобы избежать любопытства толпы? Возможно — и это вполне естественно, — они хотели провести медовый месяц без посторонних соглядатаев?