— Не делайте глупостей. Вы здесь только мешаете.
— Квин прав, — вмешался Лу. — Картина закрыта, и я уверен, что Бутч не станет возражать против твоего отпуска. Ведь он, в конце концов, помолвлен с Бонни.
Тай усмехнулся и встал со стула.
— Пошли?
— Пожалуй, я еще немного посижу здесь и поразмышляю. — Эллери украдкой взглянул на часы. — Обдумайте мое предложение, Тай. Нет, оставьте чек, я сам рассчитаюсь!
Лу с чувством прижал бутылку к груди, потянувшись свободной рукой за шляпой:
— Ты настоящий друг!
Тай устало помахал рукой и молча вышел, Лу не совсем уверенной походкой последовал за ним.
А мистер Квин остался сидеть и размышлять с необычно взволнованным выражением своих обычно невозмутимый глаз.
Глава 14
Мистер Квин — противник браков
Ровно без десяти час Бонни скользнула в «Браун Дерби», тревожно оглядываясь и со странной поспешностью бросилась в кабинку Эллери.
— Эй, в чем дело? — удивился Эллери. — Вы словно чем-то напуганы до смерти?
— О, так оно и есть! Меня преследуют! — Ее широко раскрытые глаза с беспокойством уставились поверх низкой дверной перегородки кабины.
— Неуклюжие олухи, — пробормотал Эллери себе под нос.
— Что вы сказали?
— О, я имел в виду, что во всем, очевидно, виновато ваше разыгравшееся воображение. Кому понадобилось вас преследовать?
— Не знаю… Разве что… — Бонни неожиданно замолкла, сдвинув брови так, что они почти сошлись на переносице. Затем она молча покачала головой, словно отбрасывая ненужные мысли.
Сегодня вы выглядите особенно прелестно!
— Но я уверена… Большой черный закрытый автомобиль…
— Вам следует постоянно носить только яркие наряды. Бонни. Они поразительно сочетаются с цветом вашего лица!
Бонни скупо улыбнулась, сняла шляпку и перчатки и провела ладонью по лицу, словно кошка лапкой.
— Оставьте мой цвет лица. Дело не в нем. Я просто не хочу носить траур. Это… это смешно и глупо! Я никогда не признавала траура. Черное платье похоже на… рекламную афишу! Я постоянно воюю с Клотильдой по этому поводу. Просто ужас какой-то’
— Вот именно, — поддакнул Эллери. Бонни наложила очень легкий макияж — только чтобы скрыть бледность и крохотные мелкие морщинки вокруг глаз, потемневших от недосыпания.
— Я не обязана слоняться вокруг да около, объявляя всему миру о том. что потеряла маму, — глухо продолжала Бонни. — Эти похороны… о, они были страшной ошибкой! Они не вызвали во мне ничего, кроме отвращения. Я ненавижу себя за то, что согласилась на них!
— Ее надо было похоронить, Бонни. И вы знаете Голливуд.
— Да, но… — Бонни усмехнулась и произнесла неожиданно веселым голосом: — Не будем печалиться! Можно мне чего-нибудь выпить?
— В такую рань?
Девушка пожала плечами:
— Пожалуйста, один дайкири — Она принялась исследовать содержимое своей сумочки
Эллери заказал дайкири и бренди с содовой, наблюдая за ней. Дыхание ее опять участилось, и она пыталась скрыть это за притворной увлеченностью своими действиями. Бонни достала пудреницу и стала осматривать в зеркальце свое лицо, поправляя якобы выбившуюся прядку золотистых волос. надувая губки и припудривая нос, совершенно не нуждающийся в этом. Внезапно она с безразличным видом извлекла из сумочки конверт и торопливо протянула его через стол Эллери.
— Вот, — сказала она, понижая голос. — Взгляните на это!
Рука Эллери прикрыла конверт, когда официант принес напитки. Как только официант ушел, Эллери убрал ладонь. Конверт остался лежать на столе. Бонни с тревогой следила за ним.
— Наш приятель отрекся от перьевой ручки. — сказал Эллери. — На сей раз адрес отпечатан на машинке.
— Но неужели вы нс видите? — прошептала Бонни. — Письмо адресовано мне!
— Вижу, и очень даже ясно. Когда прибыло письмо?
— Сегодня, утренней почтой.
— Отправлено из Голливуда вчера вечером, шрифт «элите», характерные особенности — три поврежденные буквы, теперь уже «б», «д» и «т». Нашему приятелю пришлось воспользоваться другой машинкой, поскольку портативка Джека находится у меня со вчерашнего утра. Из чего следует заключить, что письмо, очевидно, написано не ранее вчерашнего дня.
— Посмотрите… что внутри, — проговорила Бонни.
Эллери заглянул в конверт. В нем лежала семерка пик.
— Опять таинственный «враг», — небрежно бросил он. — История начинает уже понемногу надоедать… О! — Он сунул конверт и карту в карман и неожиданно встал из-за стола: — Привет, Бутч!