Лёху я заметил прямо от поворота на ту памятную тропинку. Он сидел на скамейках один, согнув спину и держа зажженную сигарету в сжатом кулаке, словно на улице был сильный ветер или дождь. Никаких гопников поблизости не наблюдалось, хотя за здешними домами можно было при желании спрятать настоящий засадный кавалерийский полк с приданной артиллерией. Но я сильно сомневался в том, что Лёха хоть что-то знает про тактику малых и больших групп — а также в том, что он будет так сильно заморачиваться всего лишь ради того, чтобы избить меня. Но сумку я расстегнул и проверил, чтобы ломик ни за что не цеплялся.
И направился к Лёхе.
Он услышал моё приближение и поднял голову. Выглядел Лёха плоховато — приличный синяк на поллица, заплывший левый глаз и слегка разорванная губа. Эдакий алкоголик, который буквально вчера несколько раз близко познакомился с асфальтом из-за непредсказуемой силы тяжести. Фотографиями подобных забулдыг в интернете будущего любили иллюстрировать различные неприглядные факты из жизни страны. Но алкоголем от Лёхи не пахло — только какими-то лекарствами, которыми наверняка вонял и я сам после вчерашних процедур.
Я молча смотрел на него, не говоря ни слова.
— Привет… — с усилием произнес он.
— Привет, коли не шутишь, — ответил я. — Говори, что надо, у меня времени мало.
Я не собирался спрашивать, кто его так отделал — вдруг я их знаю и придется отдариваться. Но Лёха не стал дожидаться моих расспросов.
— Это меня Боб отхуярил, — сообщил он.
— Вот как? — деланно удивился я. — Он же вроде должен быть в армии? Или ради такого развлечения решил взять небольшой отпуск?
Лицо Лёхи скривилось.
— Хуй его знает, что он там взял, только он в Москве, — сказал он. — И собирается к тебе сегодня ночью прийти.
Я немного помолчал. Моя паранойя начинала мне нравиться.
— С чего ты решил мне об этом рассказать? — спросил я.
— Да заебал он… раньше нормальный был пацан, ровный, дела с нами всякие делал, знакомых у него куча была, лавэ поднимали, развлекались, шмотки-хуетки, с тёлками опять же проблем никаких, — он неловко сплюнул на землю — я заметил, что слюна у него была чуть розоватой. — А тут приехал — зверь зверем, ничего не слышит, только одно на уме, как этой бабе… ну… Алле… отомстить. К Михе сунулся — но тот боец, сразу на хуй послал, Боб против него не стоит, утерся и ушел… если бы вы тогда без самопала были — пизда вам обоим, Родька с Михой вас бы затоптали. Ну и я бы добавил…
Да, хорошо, что у нас был самопал.
— А сейчас что? Миха твой отказался, а ты?
— Я тоже… нахуй, конечно, не слал… не по масти мне, но сказал, что не пойду. И ему предложил забить на это. Но он упертый… отхуярил меня и свалил.
— А чего так? Ты же мне тогда в парке заливал про дружбу, всегда вместе и всё такое. Или что — прошла любовь, завяли помидоры?
— Какие, нах, помидоры… Ничего не завяло, только гиблое это дело, — глухо сказал Лёха. — Одни проблемы с этой Аллой, как она с тобой связалась… раньше всё в порядке — подошли, кулак хахалю её очередному под сопатку сунули — и всё… Один, кажись, был, кому два раза пришлось повторять, но и он съебал. А тут… переломы это хуй с ним, я их давно не считаю, на мне всё как на собаке заживает. Но там же и менты, и эта гебня начала вокруг ходить — а это верный признак, что жизни не дадут, если что случится. Те гебешники нас серьезно распотрошили, всё знают — что, кому, сколько, только им это похую. А могут вспомнить и шепнуть, кому надо… нас с Михой тогда на ленточки порежут, да и Родьку где угодно достанут. И не только нас, ещё и родню могут… тоже звери, как Боб сейчас.
— Ну объяснил бы ему всё это… мне он тоже нахер не уперся, по ночам его караулить, других дел полно.
— Объяснил, — криво усмехнулся Лёха и ткнул себя в лицо. — Вот, вот и вот, ещё и по ребрам прилетело хорошо, хожу сейчас, как знак вопроса. Злой же он, говорю, ничего слышать не хочет. Так что жди его сегодня.
Мы помолчали.
— А ты зачем меня предупреждаешь? — поинтересовался я. — Я же теперь готов буду, у твоего Боба вообще без шансов… у него и до этого шансов было немного, тут ты правильно всё понял, но сейчас… сейчас я просто буду выбирать, до какой степени его калечить.