Вера: Где?
Таня: В музее. Это Шагал. Нас всем классом водили.
Вера: Юра не похож на Шагала.
Входит Катя, снимает с ног тяжелые ботинки и бросается на кровать. Она в депрессии.
Таня: Мне нравится эта картина. Она страшна, как моя жизнь. (Протягивает Кате туфельки.) А ну-ка примерь.
Катя не реагирует.
Таня: Примерь, говорю.
Катя (обреченно): У меня депрессия.
Но Таня не отстает. Надевает туфельки на Катю.
Таня: Отлично! Словно на тебя сшиты. Распрями пальцы… Блин, маловаты… Знала же я… постой!
Изо всех сил пытается натянуть туфли на Катю. Та безучастна.
Катя: Оставьте меня в покое.
Таня: Облом. Ладно, пусть пока полежат тут. (Ставит коробку на антресоли шкафа.) Авось мои ножки чуток подрастут, как ты думаешь? Ты знаешь, что меня выперли из балетной школы? Ах да, я же только что рассказывала. Ты выглядишь усталой, Катенька. (Бросает взгляд на туфли.) Тут, наверху, они еще лучше смотрятся.
Вера: Таня, подойди сюда.
Она собирается менять белье. Таня помогает сестре. Дальнейший диалог происходит в быстром темпе, пока девушки меняют белье и расправляют крахмальные простыни.
Вера: Катя, ты несчастна оттого, что сама себя не любишь. А потому и мальчики тебя не любят. Отсюда у тебя и депрессия. Но если ты впадаешь в депрессию, тебе следует посмотреть на мир реалистически и влюбиться в себя. Русские депрессивная нация оттого, что сами себя не любят. Поэтому их никто не любит, и оттого Россия вечно в глубокой жопе. Ну скажи что-нибудь.
Таня: Завтра у меня нет занятий.
Вера: Не ты. (К Кате.) Ты.
Катя: Не заходя домой, я сразу же побежала на демонстрацию, и там ко мне прилип один клевый мэн. Темноволосый.
Вера: Ты можешь встретить интересного парня где угодно.
Таня: Лучше всего — на работе. Одну путану ее контора послала на дом к клиенту. Девушка понятия не имела, кто ее заказал. А мужик оказался миллионером, по уши в баксах, но несчастным.
Вера: Где это было?
Таня: В небоскребе.
Катя: Я работаю в цирке. Он невысок, но мне там нравится.
Таня: Оставь свои эмоции при себе. Та путанка стеснялась брать деньги просто так. И миллионер влюбился в нее до беспамятства.
Вера: Где?
Таня: В Америке.
Вера: Что за фильм?
Таня: «Красотка». Я голодна. Классная картина. И посмеяться можно, и поплакать.
Вера: Глупость беспросветная.
Глубоко обиженная, Таня, не раздумывая, запихивает грязные простыни в шкаф.
Таня: Вы обе ходите только на те фильмы, в которых герой выкалывает себе глаза или вешается. И книжки читаете только такие. Если герой не страдает эпилепсией, книжка не стоит внимания. (Имитирует эпилептический припадок.)
Вера: Ты не в себе? Чистые простыни в шкаф, грязные — в корзину. Тебя трогают только те истории, в которых действуют либо проститутки, либо принцессы. И ничего больше. Когда та принцесса, которая пользовалась сногсшибательным успехом и носила офигенные тряпки, погибла с этим арабом в автомобильной катастрофе, ты пять дней рыдала на весь свет. А вчера, когда по ящику показали, как эти арабские ублюдки бросили бомбу в автобус с детьми, ты даже не соизволила взглянуть.
Таня: Что ты имеешь против проституток и принцесс? Ты когда-нибудь была проституткой или принцессой? Ты представляешь себе, как тяжело им приходится?
Вера: Возможно, мир когда-то был более жестоким, но таким глупым, как сейчас, он никогда не был. (Убирает простыни) Я бы тоже перекусила. Катя, а ты?
Катя: А что я? Утром я пошла к шефу и потребовала повысить жалование. А он сказал: нет, и я разрыдалась и пошла работать. Взяла мясницкий нож, подошла к Пепси и сказала: «Слушай, Пепси, я глубоко извиняюсь, но надо делиться. Тебе половина, и мне половина». И разрезала мясо на две половинки. Один только Пепси жалеет меня. Глаза у него были такие грустные. Такие грустные. Я сунула мясо в полиэтиленовый пакет и спрятала под пальто, и шеф не засек меня. Я сразу же направилась к метро. Три собаки бежали за мной. Потом, во время демонстрации, сжигали какой-то флаг, и тот парнишка, невысокий такой, все время ко мне прижимался.