ышедшая из производства, - он засмеялся, - а дальше, она расслабилась и это было... делом техники. Видели бы вы ебальники моих родителей, когда они приехали! Очень смешно, ей Богу! Кучка мусоров, и они растерянные! - Как к этому отнеслась «пьяная толпа ублюдков»? - в вопросе Говорухина звучал вызов. Он старался сохранить свое лицо каменным или даже немного скучающим, но выходило, как выходило. - Ну... сначала они тоже растерялись, но потом начали типа: «Да, правильно ты эту суку завалил». Кучка мелких, мерзких трусов и жополизов! Ах, вся гниль человеческая в них собралась! - Что с родителями Веры? Их показаний в деле почему-то не оказалось? - Григорий Юрьевич, вы наверняка не знали, но оказывается у смерти ребёнка, родной кровинушки, тоже есть цена. Исчисляется она в рублях, хотя на их месте я бы взял поездками в метро. - Сколько? - Не помню, - он мечтально рассматривал потолок, переливавшийся в разных цветах, - на крутую иномарку хватит... Или на то, чтобы отправить оставшихся детей в университет. Кто знает, может, они не умрут раньше положенного? - Что вы собираетесь делать дальше? - Отче мой собирался меня летом отправить на острова, в какой-то Универ, где учился принц Гарри, а там, наверное, покуражиться не дадут. Хотя... если сойти за мигранта или политического заключенного... или гея, принявшего ислам, то... Но я еще повеселюсь, помяните моё слово. - Ну Слава Богу, что ваше талантливое поколение едет учится зарубеж, дабы вернувшись помогать стране, - съязвил Говорухин, нервы у него были размотаны, а рука, хоть её и замотали, всё равно ныла. - Это был сарказм, господин Ребров, я к вам по-отечески, а вы, сука, язвите, - возмутился Долгоруков младший. - Это была радость за отечество, Захар Варленович. - Радоваться вы будете только наблюдая за всем с небес, это я тебе могу обещать, - мимолетно заметил Захар, будто бы мелочная обида была забыта. Он начал копаться в своем смартфоне, не обращая на Говорухина внимания, как будто в том, им занятом кресле, была пустота. - Извините, Захар Варленович, делать селфи с вами я не собираюсь. Он только промолчал в ответ. Резкий звук заставил отдернутся журналиста. За его спиной разогревался принтер. С рубленым шуршанием, похожим на звук заводского аппарата, перемалывающего человеческие кости, из него стали вылупляться напечатанные снимки. На них Долгоруков младший позировал с трупом бедной Веры. На одной из фотографий он прикрывал лицо её бледной рукой, на другой, делал селфи с её лицом, застывшим в маске ужаса. На третьей он саркастично щупал пульс. Говорухину стало не по себе, и он, бросив снимки на пол, сказал: «Достаточно, спасибо за беседу, но мне уже пора идти». - Вы уже уходите?! - вспылил Долгоруков младший, он напоминал ребёнка, у которого отбирают его игрушку, - я думал, что вы захотите посмотреть на телефон. Говорухин остановился у дверного косяка, и обернулся: - Какой телефон? - Ну её. Чей же еще? Она с ним никогда не расставалась, - он выдержал драматическую паузу, - можно сказать, что в нем была вся её жизнь. Говорухин стал нервно покусывать губы, затем быстро окинул комнату еще одним взглядом и ответил: «Почему бы нет, извольте его тогда показать, если вас это не затруднит». Долгоруков младший полез в шкаф, из-за открытых дверок журналисту не удалось рассмотреть его содержимое, достал оттуда маленькую аккуратную коробочку, уже из неё вытащил девайс и положил его на стол. Говорухин продолжил стоять в проходе. - Айфон, - классический выбор ТП, - он неловко улыбнулся. - Он заряжен? - Да, конечно, подойдите сами посмотрите... Говорухин сделал несколько шагов ко столу и накрыл телефон своей ладонью. «Хоть так тебя обезопасили», отвлекся журналист. Сперва он услышал глухой удар кулака об плоть и только потом почувствовал острую боль, раздавшуюся по всему телу. Карманный нож торчал из его кисти, острие прошло штыком сквозь мясо, кости и пластик, застряв в столе. Долгоруков младший схватил Говорухина за грудки. У того начала кружится голова, косились ноги и тело предательски отказывало от острейшей боли, кою ему никогда не приходилось испытывать. Его ломало и трясло, а в ушах засел предательский голос юного садиста: - ГДЕ ДИКТАФОН СУКА!? ГДЕ ОН, ВЫБЛЯДОК?! ГДЕ!? Я ХОЧУ ЧТОБЫ ВСЕ ЭТО СЛЫШАЛИ БЛЯДЬ Я ОБОЖАЮ УБИВАТЬ И Я СДЕЛАЮ ЭТО СНОВА И СНОВА И СНОВА А ВЫ ВСЁ ЭТО ЗАГЛОДИТЕ ПИДОРАСЫ ПОТОМУ ЧТО ВЫ НЕЛЮДИ БЛЯДЬ! ВЫ БАРАНЫ! ВАС ЕБАЛИ И БУДУТ ЕБАТЬ! И Я БУДУ СУКА В ПЕРВЫХ РЯДАХ! Я СДЕЛАЮ ИЗ ЭТОГО КУЛЬТ! ЭТО БУДЕТ НОВОЙ МОДОЙ! ЕЩЕ ВЧЕРА ВАШИ ДЕТИ ДЕЛАЛИ ЕБУЧИЕ ПОДВОРОТЫ А ЗАВТРА ОНИ ВАМ ГЛОТКИ ПЕРЕГРЫЗУТ ПОНЯЛ МЕНЯ СУКА! ТЕБЕ ПИЗДЕЦ! ВАМ ВСЕМ ПИЗДЕЦ! Долгоруков младший с размаху ударил Говорухина по лицу и тот грохнулся, как мешок с картошкой, на пуфики. По скуле потекла кровь - ему рассекли бровь. Пытаясь быстро сообразить он схватил нож за рукоять, это доставило ему еще большую боль, он сорвался на крик и вырвал орудие из кисти. Телефон вместе с ножом громко рухнули на пол. Обессиленный, Говорухин рухнул животом на них. Бросив взгляд на проход, он быстро засеменил локтями к еще открытой двери, но почувствовал, что его схватили за ногу. Долгоруков стал оттаскивал его назад. Паркет заскрипел, Говорухин цеплялся руками за пол, оставляя кровавый след, и в конце концов сдался. Долгоруков младший удовлетворенно потер руки, взял его за рукав пальто и начал переворачивать на спину, чтобы закончить начатое. Он присел на колени, схватил его за подборок, посмотрел на закрытые веки и дал пощечину. Говорухин лежал без чувств. Тогда Долгоруков младший положил свои руки ему на шею и начал их сжимать. Следующим, что он почувствовал, стал холод лезвия у яремной вены. - От-пу-сти-иначе-твой....пульс-буд-ет-на-полу, - с трудом прохрипела жертва; Захар ослабил хватку. - Теперь...поднимайся...медленно, - кажется Говорухину никогда прежде не приходилось прикладывать столько усилий, чтобы говорить; Долгоруков младший подчинился, а журналист резко попятился назад, пока не врезался в стену. Опираясь на неё спиной, он поднялся, держа нож в вытянутой руке. Долгоруков младший стоял не колохнувшись. Отдышавшись, Говорухин с оставшейся твердостью произнес: «Я...заберу...её телефон...Руки за спину». Долгоруков младший послушался и стал смиренно улыбаться: - Тебе это так просто с рук не сойдет, ой, - он засмеялся, - ты труп. Я дам бомжам насиловать твоё холодное тело на теплотрассе - он сиял от радостного возбуждения; - О... так вот как твои мама и папа познакомились, - вместе с последним словом сорвался стон, и Говорухин тяжело наклонился вперед, чтобы поднять разбитый девайс. Черт, ну и какой же рукой его поднять? Кисть его не слушалась. У него кружилась голова, и гравитация так и подначивала его упасть. Он изо всех сил напрягся - Надо же, кто стал откалывать шуточки! - Я начал, а ты закончишь, - на силу Говорухин сжал непослушную кисть, и убрал телефон в карман джинсов. Поднявшись, он смутно почувствовал тепло разливавшееся струйками по бедру, и оперся на стену, - Пол... с подогревом? - А как иначе? Хрущевка что ли, ну блядь, ну не смешите. Вы же не в том положении! - Кровь... долго не будет засыхать. Лужа... здоровая...твою мать. - Ничего, отмоем. - Я, кстати, хотел спросить, как только вы вошли, ну типа перед тем как вас порезать и всё тут испачкать, но... - опять его дурацкий смешок, - почему вы одеты во все черное? Траур штоле? - Просто на черном плохо видна кровь... - он усмехнулся. - Ой, знаете, мы успели с вами ТАК сблизиться, и мне будет уже не хватать вашего чувства юмора. Чувство юмора - это хорошо. Я даже что-то чувствую, кажется, это зовется «грустью». Вы забавный. - Захар... ты - ебаный психопат, и единственное, что ты можешь делать с чувствами - это их изображать - сил держать нож не было, и он опустил руку, - изображать жизнедеятельность. Если бы ты меня не пырнул, быть может, мне бы было тебя жаль... Трудно было отдышаться, и еще труднее было вырваться из плена боли, колючей проволокой сковавшей его тело. Кажется, что он почувствовал те жилы и мышцы, коих раньше не было. - Мне можно уже руки убрать? - Долгоруков младший спросил с издевкой, последовала тишина, - значит можно! - он с осторожностью сделал один шаг, потом другой, мягко придавливая носками паркет, будто бы опытная швея, обращающаяся с педалью своей машинки. Говорухин медленно попятился назад. Главным было сейчас попасть в дверной проем, а потом в лабиринте коридоров с помощью стен можно было бы иметь шанс унести ноги. Умирать пока что было нельзя, и Говорухину впервые за долгое время стало страшно. И страх тот был давно забытым, выпавшим из жизни, но сумевшим спрятаться в тени и сопровождать его за руку всё это время, как возлюбленная сопровождает своего суженого. Он кинулся в проход и столкнулся плечом со стеной. Облокотившись, он начал как можно быстрее перебирать ногами, оставляя за собой след из собственной крови. Он несся вперед и его шатало то в одну, то в другую сторону. Внезапно перед ним открылась дверь из нее вышла молодая девушка, сестра душегуба. Он столкнулся с ней, и она закричала, но в голове осмысленно звучала только боль. От удара Говорухин крутанулся и еле устоял на месте. Долгоруков младший шагом его провожал, пока его сестра свалилась в слезах в коридоре: - Не волнуйтесь, девушка. Это всего лишь месячные, - пробросил он, пока пятился назад, - вот что скажет твой отец... если убьешь меня...он похвалит...зачистил все концы...неужели ты пойдешь...ему на встречу...а? -выкрикнул Алексей, Долгоруков мл