вподдых, и него хрустнуло ребро, он снова прокашлялся и выругался, что ж, теперь болит всё тело и рука отошла как-то на второй план - не надо...аплодисментов. Перед ним развернули телефон, на котором вызывался неизвестный абонент по видеосвязи. Что-то вроде скайпа или facetime. Экран был повернут вертикально, и на нем появилась фигура мужчины лет пятидесяти, следящего за собой, но не в данный момент. Галстук был полуразвязан. Верхние пуговицы сорочки расстегнуты, сам он постоянно облизывал губы и почему-то подносил палец ко рту. Этот мужчина был в гневе, в ярости и возбуждении: - КТО ТЫ ТАКОЙ!? - он был взвинчен, и вел разговор на повышенных тонах командным голосом, в котором чувствовалось отчаяние - Воу... вот это хай-тек. Наконец-то дистанция между народом и властью сократилась, - саркастично подметил Говорухин. - Шутник значит, да!? Отвечай! - его собеседник очень много потел и в итоге скинул с себя галстук. - Вы... это и так знаете... - вздохнул Говорухин, ему уже хотелось, чтобы это поскорее всё закончилось. - ОТВЕЧАЙ НА ВОПРОС, СКОТИНА! - Ладно...Ладно... моё настоящее имя - Спайдер Иерусалим, - Говорухин улыбнулся, и сплюнул кровью - ЧТО ТЕБЕ НУЖНО! - Чтобы вы телефон... - НУ НУ - горизонтально развернули... хочу интерьером полюбоваться... это же приемная... Почтительный господин насупился и бросил взгляд на своего помощника, попавшего ему в кадр. Тот бросил взгляд на другого. В следующую секунду Говорухин ощутил удар в челюсть и услышал хруст. Кажется, это была скула. - Чтобы всегда светило солнце... бесконечный боезапас... и пляжные зонтики для коктейлей... Последовал еще один удар, - ТЫ КЕМ СЕБЯ ВОЗОМНИЛ?! - мужчина на том концу провода истошно закричал и бросил что-то со стола. - Четвертой... властью, -- Говорухину стало страшно, и когда он увидел, что над его лицом заносят кулак, то жалобно попросил: «Не надо», а затем произнес, - журналистом... - КТО ТЕБЯ ЗАКАЗАЛ!? - мужчина в сорочке стал краснеть - Чееггго? - единственное, на что хватало сил Говорухину, это членораздельное выговаривание слов. - ЭТО ПОДМЕТЕЛКИН?! ГХЕБГХОВ!? КИГХИЛЕНКО!? - изображение с экрана постоянно тряслось от гнева своего владельца... Говорухин засмеялся, паззл сложился, и он поддался хохоту еще сильнее. Из солидного мужчины тот превратился в жалкого психованного параноика. Хохот смутил его собеседника и тот огрызнулся: - Что ты позволяешь себе, огузок!? - Просто...Варлен Сергеич, вы ведь даже... свое блядское имя не можете... выговорить... картавите... никогда... за вами не замечал... очень смешно... ну вы и сукин сын... конечно.. - НАУЧИТЕ ЕГО МАНЕГХАМ! - потребовал Долгоруков старший от своих подчиненных визгом. Он начал трястись и бить по столу кулаком, но потом, как это бывает, когда человек ударятся обо что-то, начал потирать костяшки и стряхивать кисть, чтобы боль прошла, неуклюже, будто бы он был в чем-то не уверен. Один из его подчиненных достал из кармана целлофановый пакет, и надел Говорухину на голову, затянув его у шеи. Говорухин запаниковал и начал судорожно вдыхать воздух, но вдыхать было нечего. Наоборот, он только растранжирил запасы кислорода и бился в конвульсиях в руках своих мучителей. Его отпустили, и Говорухин обессиленно рухнул кому-то на руки, так как не мог держаться на коленях. С жуткой отдышкой он произнес: - Лучше бы...вы сына... так воспитывали Собеседник вспыхнул от гнева и закричал: - НЕ ТХГОГАЙ МОЮ, - тут у него сорвался голос и он захрипел, - КХГОФ! - Твоя кровь... - Говорухин опустил голову, чтобы ему было полегче говорить, - изнасиловала... жестоко убила девочку... годящуюся тебе в дочери... но видимо... у каждого свои недостатки?! - Говорухин усмехнулся, и почувствовал как сильно болят его ребра... - Мы... - у него слегка задрожал голос, но он его выправил, - САМИ ГХАЗБЕГХЕМСЯ! Я УЖЕ ПГХИНЯЛ МЕГХЫ! - Мда...убьешь пятырых - оплатим учеббу в Кембридже...завалишь десять... станешь депутатом... - Говорухин поднял Голову и посмотрел на Долгорукова старшего - уже поздно... Он придет... за тобой...и за другими... и тогда... ебнет пиздец...ах суки вы ебаные, как же больно, - Говорухин почувствовал, что скоро потеряет сознание, у него начало темнеть в глазах, но он продолжил... - он придет... потому что ты...заразил его... и заразит всех... Он... - тут журналист осекся и попытался завалится на землю, но его удержали. - Домашний агхест даст ему всхтяску! - Долгоруков старший буйствовал в своем кабинете. К нему как раз зашла секретарша с чаем, и он с матершинной выгнал её - Теперь.. это птица будет заперта в золотой клетке... - Говорухин тоскливо усмехнулся. - ЗАЧЕМ!? ЗАЧЕМ!? - кричал Долгоруков-старший, и может быть, кого-то это и приводило в ужас, но только не Говорухина. Он соврал, ответил, что «не знает», хотя глубоко в душе он всё прекрасно понимал... - У ТЕБЯ БЕЗДУШНАЯ ТЫ СКОТИНА ЕСТЬ ГХЕБЕНОК!? - сокрушался мэр, - Должен был быть...но он и его мать... скончались... - Говорухину было тяжело говорить, и он выдавливал из себя слова, как выдавливают прыщи или гной. Долгоруков старший сильно призадумался. Вена на его холодном и толстом лбу выступила и снова спряталась, а Говорухин добавил: «Твой сынок...убил невинную девочку...ну а хер ли...кровь-то чужая...плод бессонных ночей...постоянной заботы...труда...и жертвенности...и грядущих счастливых дней...мечтаний о глазах...переполненных слезами гордости...и радости...след прожитой жизни...а он это... перечеркнул... и ты еще спрашиваешь... видимо когда много убиваешь...уже не замечаешь... Долгоруков старший на мгновение насупился, будто бы искал что ответить. Наконец, он переспросил: «ПОДМЕТЕЛКИН? ГХЕБГХОВ!? КИГХИЛЕНКО!?» - Сионистские... мудрецы во главе... с Дональдом... Даком, - ответил Говорухин, он устало вздохнул, а потом кинул ремарку, - видел бы ты своё лицо... Хах - Ничего... НИЧЕГО.... Мы всё испгхавим! - Долгоруков старший кипел от злости. - И что... вы будете делать? - Говорухин задал вопрос, чтобы не потерять сознание. - О, тебе не нужно об этом знать... - мэр отрезал резко, будто бы в своем возбужденном состоянии и размягченном сердце он успел сообразить план, и в любом другом случаем мог бы действительно испугать своего собеседника, - Заканчивайте с ним. - приказал он своим помощникам, и от его растерянного тона не осталось и следа. Звонок выключили. Смартфон убрали в карман. Громила, что держал его, приобнял его за плечи, а потом прошептал: - Что меня всегда привлекало в смерти, так это то, что она очень интимна. - шептал он, затем поцеловал Говорухина в лоб, и добавил, - не волнуйся, будь сильным. Мне нравится... растягивать процесс, - Алексей сник, и громила продолжил, - каждый умирает одиноким. Чем-то это напоминает рождение. По крайней мере, когда я убиваю, то всегда стараюсь обставлять это, как рождение. Процесс, в котором участвуют всегда двое. - В «Голландском штурвале»...тоже двое участвуют..., - Алексей прокашлялся, надо было оставить за собой хотя бы достоинство, - вон она...ролевая модель твою мать... - Хмм.., - громила переглянулся со своим коллегой, - никогда не думал об этом прежде. Спасибо за пищу для размышлений. Алексей что-то пробубнил в ответ и краем глаза заметил сверкнувший в темноте огромный нож. - Ты в своего напарника... тоже любил втыкать длинные предметы... - устало пробурчал Говорухин и усмехнулся. - Тссс, - пальцем показал громила, и снова перешел на шепот, его коллега стоял в сторонке, и оглядывал дворик, - не бойся... Громила сел на колени и посмотрел Алексею в глаза. Вместе с тем, Алексей почувствовал острую боль в боку, усиливавшуюся с тяжестью, коя бывает при передвижение тяжелого груза. Алексей посмотрел на свое туловище. Нож вошел по рукоять. Во рту он почувствовал соленый привкус крови. - Дай... я тебе...на ушко..шепну..., - откашлял он, - Что же? - в экстазе произнес громила, - А ты...накло...нись Громила наклонился одним ухом ко рту Алексея, и в следующий момент почувствовал, как в него вцепились зубами. Алексей сжал челюсть и повалился на земь. Сквозь забытие он, будто контуженный, приглушенно слышал ругательства и крики. Потом он ощутил, как его челюсти пытаются разомкнуть, а двое громил пытаются решить что с ним делать: «ОН МНЕ МОЧКУ ОТКУСИЛ! ДА НАХЕРА ТЫ ЭТИ ШАШНИ ВООБЩЕ УСТРОИЛ!?» Откуда-то издалека послышался хлопок металлической двери, и следующим, что почувствовал Говорухин было то, как изымается нож из его тела. Жжение накалило всё изнутри. Скоро должно было наступить обширное кровотечение, и тогда конец, накатывающий шерстяным одеялом. - Бог ты мой, то ж они с вами сделали?, - первое, что он услышал из другого мира, - «А я-то боялась, что они меня хвать и того! - а Апостол Пётр изменился и теперь напоминал консьержку из подъезда, в котором Говорухин проживал. - Что...того? - выдавил из себя он, - Хвать и насильничать! Они-то парни здоровые, молодые, а я-то что?! Старуха! Ох, Лёшенька, а вы слыхали новость, ну вы, наверное, слыхали, вы ж в газете работаете, - речь её быстрая, и цельная, будто бы она заготавливала её еще на своих подругах, каждый раз к рассказу прибавляя всё новые и новые подробности, - у нас тут в районе же младенец пропал. Так тут собачки бегали, наученные, натасканнные, а они хвать и паре квАрталов отсюдова и косточки детские нашли. Шум-вой такой поднялся! Мамка только вышла с детишкой погулять, а тут же вспомнила, что телефон забыла, а ну как у молодежи-то без телефонов, ну она коляску-то и оставила во дворе, жили-то они на втором этаже. Ну так вот, нашла она его, закрыла дверь, вышла на улицу, а детинку уже бомжи утащили. Говорят, что его пожарили на кост