Тем временем Говорухин натянул свою лучшую маску «доброжелательного слушателя», и спросил: «Захар Варленович, я полагаю?»
— А кто спрашивает, а? Голос из телефона? — улыбнулся Долгоруков-младший.
— Григорий Ребров, «Окно Европы», — соврал Говорухин;
— хм… Ребров значит, — насупился Захар, как раз в таких действиях проглядывается наследственность, — а что с вами? Печально выглядите, будто одной ногой уже в могиле.
— Ну знаете, Захар Варленович, работа выматывающая, нервная, один год за три, капиталисты ездят на нас, как на лошадях, — Говорухин попытался заговорить юноше зубы, но по его легкой саркастичной улыбке не мог понять, удалось ли ему это. На момент он опустил глаза в пол, а и потом снова поднял их, внимательно разглядывая юношу. Тот был одет в стиле кэжуал, популярном у молодежи — черный низ, белый вверх. В футболку с монохромным рисунком раскрытого ножа-бабочки, переходящего в цветок. Из-за широкого выреза на его груди была видна часть татуировки — ядовито-красный бутон розы. Низ же ничем не выделялся, кроме кожаных кед едкого розового цвета.
— Нет, не знаю, просветите меня… пожалуйста, — лицо юноши было удивительно сухим. Это касалось не только кожи, но и его черт — прямой нос, выпирающие скулы, лоб, которым можно проламывать стены. И глаза, в которых таилась та же угроза, что и в слове «пожалуйста». Говорухин подумал о том, что Захар Варленович совершенно не похож на своего отца, и что он начинает наскучивать своему собеседнику.
Журналист поднял руку, указывая на окровавленное предплечье, и ответил: «С удовольствием, только вот окажите первую помощь?»,
— Конечно, — Долгоруков младший выдавил из себя улыбку и, развернувшись боком, жестом пригласил к себе в комнату. На спине его футболки зияла надпись: «От меня не убежишь».
Если чего и ожидал увидеть Говорухин, то это распятых животных, книги в переплетах из человеческой кожи, взращённого гомункула (кто знает, пару лет назад по этой теме все страны бывшего союза слетели с катушек) и кружку цикория. Однако перед ним предстала комната обычного подростка, ну как обычного — подростка, живущего по огромным средствам своих родителей. Журналист силился найти странность, с которой были бы расставлены предметы быта и мебели — кровать, поставленная у окна так, чтобы утренний свет падал на неё. Около нее была маленькая тумбочка, на которой стояла вращающаяся LED-лампа, выжигавшая помещение тусклым пурпурным неоном. На противоположной окну стене висел очень дорогой телевизор, с подключенной к нему приставкой. У телека два черных мешковатых пуфика, напоминавших пакеты с мусором, и кальян с затухшими углями. В самом углу, там, куда не пробивался дневной свет стоял письменный стол с компьютером, книжной полкой и дорогим геймерским креслом на колесиках, что обтекает спину. Остальное место занимал шкаф с вещами (Говорухин даже не хотел знать о его содержимом) и wi-fi принтер.
Долгоруков младший развалился на пуфиках, потом долго ковырялся в карманах, пока не вытащил что-то напоминающее брелок от ключей для автомобиля. Вытащив его, он демонстративно поднял руку и два раза щелкнул по кнопке.
«Горничная», — объяснил он и улыбнулся.
Говорухин присел на стул, подобрав ноги и придерживая предплечье. Долгоруков младший тем временем сделал еще один широкий жест и показал на телевизор. На его экране жизнерадостно танцевал мультяшный боец из Fortnight. Он прыгал с одной прямой ноги на другую, придерживая пах. Рядом с ним отображалась огромная надпись большими буквами: «YOU WIN». Под надписью отображалась статистика — оказывается, Долгоруков младший аннигилировал половину игроков на этом сервере, чем не преминул похвастаться.
— Отличное достижение для человека только вступающего во взрослую жизнь, — ответил Говорухин, и ему показалось, что Долгоруков младший не понял сарказма, хотя черт его разберет, если честно.
— Главное, не терять остроумия, когда кончится взрослая, — посмеялся Долгоруков младший.
В комнату вошла женщина чужестранного происхождения. Худая, в форме горничной, с нацепленным ошейником, она подрагивала. Как показалось Говорухину, от страха.
— Даарагуша, принеси, пожалуйста, аптечку и помоги залатать этому человеку его раны, — игриво произнес подросток, — и побыстрей! — тут он щелкнул оказавшимся у него в ладони брелком. Горничная содрогнулась от боли, пронзившей всё её тело, и она вывалилась в коридор.
— Электроошейник, — Долгоруков младший вертел брелок и пристально его рассматривал, говоря в проброс, — видел в паре видосов у блогеров. Представляете, эти долбоебы хуярят друг друга током, чтобы над ними посмеялись. Никогда не понимал удовлетворения от взаимных унижений. Куда проще, изящней и правдивей мне кажутся отношения, когда один доминирует над другим. Сильный над слабым, если быть точнее, но да меня чересчур занесло — он особенно довольствовался своим монологом, улыбаясь, как чеширский кот, выкуривший косяк марихуаны.
— Так что же вам нужно? Это шантаж? Деньги нужны? Люди примитивнейшие существа, вы не находите? — засыпал его вопросами Долгоруков младший, — всегда всё сводится к деньгам.
— Нет, — Говорухин усмехнулся, — всё сводится к власти, Захар Варленович. Прибить, унизить, доминировать. Шантаж — это… — он пытался подобрать что-то банальное, — тускло и скучно, несовместимое с теми скоростями жизни, в которых мы живем.
Журналист достал блокнот, пролистал его до нужной ему страницы и продолжил:
— Я тут провел небольшое исследование. Оказывается, что ваш цифровой капитал не так велик, как я думал, и как вам, наверное, хочется думать. Около тысячи подписчиков в инстаграмме, сотня фолловеров в твиттере. В масштабе вашей личности и того, что вы можете оказаться олицетворением нового поколения, идущего на смену всем этим тщедушным, лицемерным, трусливым, тщеславным и, только между нами, пиздлявым миллениалам, устраивающим истерику по поводу и без (например, если их кофе недостаточно горячий), ваш цифровой след удручает. Для человека вашего статуса у вас нет достаточно власти в сети. Очевидно, что сейчас, с учетом вашего положения, у вас найдется время для интервью. И оно, надеюсь, поможет вам совершить желанный толчок, — Говорухин сделал небольшую паузу, но Долгоруков младший её перебил:
— Какой траффик?
— 10 миллионов уников в месяц.
— Конверсия?
— Миллион…
— Не, ну если бы было два, то можно было бы поговорить;
— Захар Варленович, уж поверьте моему журналистскому чутью, ваше интервью обязательно станет хитом. Ну так что, вы согласны?
XVII
— Не, а вот сейчас серьезно, — Долгоруков младший был странно возбужден и чуть ли не душился от смеха, — то, что я сделал, это ведь самая отвратительная вещь, которую вы видели в своей жизни?! Вы вообще видели смерть в своей жизни!?
— Ну, — Говорухин задумался, — я видел достаточно на две жизни вперед…
— Достаточно, да камон, мон ами, ты же пиздишь, думаешь я всяким пиздаболам буду интервью давать?! У нас, может, репутация в обществе не ценится, но я-то ей дорожу! Как говорится у нас в семье: «Береги честь смолоду, а продажная журнашлюха, чтобы о тебе написать, всегда найдется».
— Раз вы так хотите, то я могу перечислить пару мерзостей… — Говорухин вздохнул, — я видел труп гея, повешенного на дереве, в чей рот засунули его отрезанную мошонку, я видел ведро перемолотой человечины, пара алкашей так от трупа собутыльника хотела избавиться, я видел раздутых утопленников и обгоревших жертв пожаров, я видел, как из бездыханной девушки достают мертвый плод, так что, — Алексей стиснул зубы, — я не какой-нибудь вам ютуб-блогер, составляющий топы жесткача.