Есть в жизни моменты, в которые ты не живешь, а просто существуешь. Со дня смерти профессора Снейпа и до его чудесного возвращения я именно существовал. По ощущениям мое состояние было чуть лучше первой встречи с дементором: жизнь, как и тогда, казалась серой и безрадостной, благо, хоть в обморок не падал. Сколько хороших волшебников погибло: Дамблдор, Люпин, Тонкс, Браун - сколько застывших в памяти людей, которые продолжали жить в моей голове десятками, а то и сотнями, добрых слов, радостных улыбок и горьких слез. И лишь один человек постоянно молчал, стоило мне о нем подумать, он всегда стоял поодаль, скрестив руки на груди, и смотрел так, словно все происходящее ниже его достоинства. Но сейчас я уже не думал, что он такой лишь из-за обид и ненависти ко мне. Тайна, которая все это время делала его мерзкой сальноволосой тварью, исчезла, а вместе с ней исчезла и маска морального урода, которую профессор все эти долгие годы убедительно демонстрировал людям.
Странно, но только мысль о смерти Снейпа поднимала во мне волну не столько вины, сколько боли. Невыносимо было вспоминать о нем - единственном человеке, который жил и умер ради меня. Все же виднелась явная разница между погибнуть за победу и погибнуть за мою жизнь. Но сегодня эта разница подкрепилась еще и тем, что невероятное «воскрешение» школы было делом рук профессора.
Я не знал точно, как он это сделал, но это, пожалуй, было почти так же невероятно, как и его собственное возвращение в этот мир. Слишком много вопросов, которые требуют ответов. Хоть я и любил Джинни, но она не могла стоять между мной и тем, что действительно важно.
Рядом с эльфятней стоял небольшая группка, состоящая из пяти девушек, которые о чем-то весело трещали, рядом с каждой стояли их немногочисленные пожитки, перевязанные грубой бечевкой. На долю секунды мне показалось, что среди нет Джинни... но нет, вот она - ярко-красная макушка выглянула из-за статуи. Завидев меня, она улыбнулась и помахала рукой.
- Здравствуй, - просияла Джинни, целуя меня в израненною щеку и ласково обводя контур ранки пальцами. От этого ласкового прикосновения и, что хуже всего, преданного взгляда зеленых любящих глаз, меня чуть не вывернуло от отвращения к самому себе. Хотелось спрятаться куда-нибудь, черт, даже в старый чулан Дурслей... Чтобы только не видеть её. Чтобы только не обижать её.
- Здравствуй, - взяв её за руку, проронил я, отводя её в сторону. Никогда еще прикосновение к ней не давалось мне с таким огромным трудом, как будто я болен чем-то заразным, а она об этом не знает. Не знает и тянется.
- Опять в дверь не вписался? - весело косясь в мою сторону, спросила Джинни, но, заметив моё состояние, резко посерьезнела: - Что-то случилось?
Добравшись до укромного уголка рядом со статуей эльфа возле эльфятни, я постарался взять себя в руки и сказать все то, что хотел:
- Прости меня, Джинни. За все. Если бы я мог прожить эту жизнь дважды, одну я бы посвятил тебе... Ты... такая замечательная и я не понимаю, почему именно я не смогу составить тебе счастье... Но я не могу...
Слова то и дело застревали прямо в горле так, что мне приходилось чуть ли не силой их из себя выдавливать. Я был бы рад умереть, чтобы только не говорить всего того, что собирался.
- Ты нашел другую? - виновато опустив голову, спросила Джинни тихим, дрожащим голосом. Яркие зеленые глаза увлажнились, но слез не было.
- Джинни, - я не собирался говорить всей правды, но и врать ей было выше моих сил, - мне нравятся мужчины.
Секунда молчания. Две. Три.
========== Часть 4 ==========
Хогвартс, представший перед всеми во всем своем величии, к семи часам вечера практически полностью опустел. Длинные коридоры словно и не были никогда наполнены веселыми трелями студентов. Оставшиеся преподаватели активно обсуждали что и кто будет делать: Минерва в свойственной ей благодушной и жертвенной манере решила остаться в школе до прибытия министерской комиссии по контролю за темным вмешательством. Все делились своими впечатлениями и соображениями на этот счет, надеясь, не иначе как породить в этом бессмысленном споре истину.
Единственный, кто знал правду, поспешил скрыться в своих покоях и собрать те немногие пожитки, которые годы тому назад привез из дома. Настало время возвращаться обратно. Северус думал об этом с какой-то странной грустью и одновременно радостью, словно прощался с добрым другом, которого ждет новая счастливая жизнь, в том числе и по его, Северуса, заслуге.