========== Часть 6 ==========
Pov Северус
Я ничего не чувствовал.
Вот мне сказали, что Гарри нельзя помочь, что выхода нет, что он умрет - а я молчу и мне как будто всё равно. Внутри всё покрывается толстым слоем ледяной корки: чувства притупляются, боль исчезает, но не полностью, существуя лишь где-то на периферии сознания, я словно смотрю трогательный фильм с плохим концом, но так и остаюсь безучастным. Я не хочу верить в то, что это действительно со мной происходит, как когда-то не хотел верить в то, что мой отец способен до полусмерти избивать мать без всякого на то повода.
Несколько бессонных дней и ночей, проведенных в бесконечном приготовлении зелий, отупили меня до такой степени, что голова моя жила в полном отделении от тела. И мне это, Мерлин меня подери, нравилось.
Семь унций кровевосстанавливающего зелья, три порции всевозможного зелья, которое, вопреки всем моим надеждам, не помогли Гарри поправить магический баланс - вызвав очередной приступ невыносимого кровохаркания. Он ничего не сказал: не было ни упреков, ни попыток прекратить эти жалкие попытки. Мальчик знал, что не справится, знал, что от моих попыток исправить положение вещей ему становится еще хуже, но, тем не менее, он разрешал мне себя терзать. Разрешал, потому что знал, что мне от этого станет хоть чуть-чуть легче, а ему... ему уже всё равно.
Возможно, у многих возникнет весьма логичный вопрос: «А почему ты, черт тебя подери, не использовал последнее желание Смерти?». Хороший вопрос, ответ на который уже не так хорош - шкатулка не работала. Обычно, после исполнения очередного желания, зелень её глубины становилось чуть светлее, чем было до этого.
- Я хочу, чтобы Гарри поправился, - беря шкатулку в руки, сказал я, неотрывно глядя на переливающиеся стенки шкатулки. Ничего не произошло, ни малейшего, хоть на йоту заметного изменения. Ужас, который я тогда испытал, напоминал мне воспоминание о первом падении с метлы, помноженным на смерть Лили и полное осознание своей бесполезности.
Можете говорить сколько угодно, что я слабый, ничтожный человек, который не заслуживает и толики уважения, но я не мог сказать Гарри правду. Ту самую правду, в которой даже сам себе боялся признаваться. Сидя возле постели мальчика, бледного и такого несчастного, пребывающего в коротком и неспокойном сне, я и сам ненароком задремал. Когда я открыл глаза, увидел лишь серое, размякшее от дождя, поле, на котором травы было не больше, чем шерсти на спине плешивого кота. Небо, затянутое тёмными грозовыми тучами, нависало над самой головой, казалось, стоит только протянуть руку и получится дотронуться до огромного буровато-черного облака, по форме напоминающего кость.
Я не сразу понял, что когда-то уже был здесь, что мне здесь даже понравилось. На краю огромной пропасти стояла старуха, вытянув вперёд свою тонкую руку. Прямо над её ладонью что-то парило, и, лишь подойдя ближе, я понял, что это. Красная нить с момента нашей первой встречи заметно стала тоньше и бледнее, из ярко-красной превратившись в нежно-розовую с черными прожилками. Не нужно было быть гением, чтобы понять, что это значит.
- Пришло его время, - спокойно промолвила Смерть, стоя на границе обрыва, образовавшегося возле той самой вишни, которую я видел в первый раз. За время моего отсутствия все вокруг изменилось и пришло в запустение, лишь дерево так и осталось неизменным розовым оплотом жизни.
- Я не понимаю, чье время? - спросил я, подходя ближе и чувствуя, как все внутри сжалось в огромный отвратительный ком, готовый вот-вот разорвать меня на части. Я не хотел в это верить.
- Ты знаешь.
Я действительно знал. С самого первого обморока я знал, что все дело во мне, что из-за меня Гарри умирает. И эти черные прожилки - яркое тому подтверждение, я вернулся и уничтожил его жизнь, я его уничтожил. От горя меня переломило напополам, казалось, все тело пустили под гидравлический пресс, готовый вот-вот раздробить все кости в щебенку. Я мечтал о том, чтобы кто-нибудь сделал мне больно, чтобы раздавил, избил, искромсал мое жалкое тело. Чтобы оторвал меня от той боли, которая съедала самую душу.
- Дело не в тебе, дорогой ребёнок, - старуха потянулась ко мне своей тонкой костяной рукой, легко обняв за плечи, отчего длинный полупрозрачный рукав её мантии укрыл меня до самых пят, отчего меня затрясло то ли от холода, то ли от ужаса.
- Как это произошло? - по щекам лились крупные слезы, но от этого внутри становилось все меньше и меньше места. Когда-то я слышал о том, что Бог подарил людям способность плакать, чтобы они были менее несчастными, чтобы могли освободиться от боли. Но сколько бы я ни плакал, мне не становилось легче.