Так почему же осознание этого вызвало поток безмолвных слез, хлынувших из-под моих век?
Я лежала совершенно неподвижно, борясь с этим неловким всплеском необоснованных эмоций, и постепенно его ласки стали медленнее. Наконец он наклонился и поцеловал меня в волосы, пробормотав: «Спокойной ночи, Чарли».
Я не ответила, хотя мы оба знали, что я не сплю, и я почувствовала, как матрас зашевелился, когда он повернулся на бок. Я знала, что мне нужно всего лишь перевернуться и потянуться к нему, но я просто не могла этого сделать и понятия не имела, почему.
Если бы он не упоминал о работе, подумала я в отчаянии, возможно, я бы наконец нашла способ сказать ему правду. Что, когда три месяца назад мы вернулись в Нью-Йорк после событий в Хьюстоне, я обнаружила, что беременна от него.
«Ну, сомнений нет — вы беременны», — сказал молодой врач. «Я бы сказал, семь или восемь недель».
Всё ещё не приходя в себя, я пробормотал: «Семь с половиной». И когда она подняла брови, я добавил: «У меня, может, и нет медицинского образования, но я всё ещё умею считать».
«Ну что, поздравляю?»
Последнее было сказано с нерешительностью, определённо вопросом. Должно быть, по моему лицу она поняла, что её диагноз не совсем соответствует тому результату, на который я надеялся.
«Спасибо». Внезапно обрадовавшись, что сажусь, я тупо уставился на угол её стола, где дешёвый шпон лопнул, обнажив ДСП. Что ж, в бесплатной клинике в центре города не ждёшь прочим прочной деревянной мебели.
Мой отец, давно сбежавший из скудно финансируемой государственной системы здравоохранения Великобритании в разреженную атмосферу частной практики, был бы в ужасе, увидев меня в таком месте. Я не собирался говорить ему, что у меня были причины там находиться.
Врач, сидевшая напротив, выглядела лет на восемнадцать, китайская американка с длинной тонкой шеей, выглядывающей из бесформенного воротника белого халата, словно у жирафа, и тёмными кругами под глазами. Она вздохнула, повернулась ко мне лицом, и я увидел, как она осматривает мои руки без колец, сцепленные на коленях.
«Ты знаешь, кто отец?»
Я криво улыбнулся, вспомнив краткое, но яркое воспоминание о полу-
разгромленный гостиничный номер в Бостоне, ликование в глазах Шона, когда мы потеряли контроль над всем, включая наши чувства, в пылу ярости и страсти.
«О да», — сказал я. — «Я знаю».
«И вы по-прежнему поддерживаете с ним регулярную связь?»
Я кивнул.
«Но ты не хочешь, чтобы он знал, что ты ждешь от него ребенка».
Ещё одно заявление, теперь уже с разочарованием в голосе, возможно, даже с лёгким гневом за всех тех будущих мам, которые сидели в этом самом кресле и не имели выбора. Потому что они не знали.
Потому что они были напуганы. Потому что их предали, бросили или отвергли с порога.
Это немного вывело меня из ступора. «Вы это заметили по результатам моего теста?» — спокойно спросил я. «Ух ты, ребята, молодцы».
Она надела колпачок на ручку, бросила ее на стол и откинулась назад; ее пластиковый стул слегка подпрыгнул, словно старомодное кресло-качалка.
«Смотри, у тебя хорошие часы и дорогая обувь. Полагаю, тебе не нужно сюда приходить, если ты не хочешь, чтобы всё это осталось в тайне».
На мне были часы Tag Heuer, которые Шон подарил мне, когда мы только переехали в квартиру в Верхнем Ист-Сайде, и мягкие коричневые кожаные ботинки до щиколотки под джинсами, купленные на распродаже в Saks. Все говорили, что я купила их по выгодной цене, но они всё равно стоили, казалось, неприлично много, даже когда я мысленно перевела эти деньги в фунты стерлингов. Так что я понимала её точку зрения.
Я медленно выдохнула. «Ты права», — сказала я. «Я не хочу, чтобы он знал».
«Почему бы и нет? Я имею в виду, женат ли он?»
Мы с Шоном обсуждали тему брака только один раз, во время двухдневной поездки в Техас, под угрозой и в бегах. « Я не думаю, что я хороший муж». «Материал », — сказал он. « И если судить по генетике, я бы сделал «Плохой отец ». Ирония заключалась в том, что в тот самый момент, когда мы разговаривали, было уже слишком поздно. Я уже зачала.
«Только на работу», — сказал я, закрывая мысленную дверь. «Мы оба, если уж на то пошло».
«Ага», — сказала она с лёгким намёком на презрительную усмешку. «И вы считаете, что рождение ребёнка разрушит вашу карьеру?»
«Я работаю в службе личной охраны, — отрезав слова, ответил я. — Я телохранитель. Моя задача — встать между клиентом и угрозой, независимо от того, насколько это опасно для меня лично».