Роман пристально смотрел на него.
– Играли увертюру к «Оберону» и «Героическую» Бетховена, Третью симфонию…
– Этого недостаточно, – прервал его Роман, – недостаточно, чтобы доказать, что вы там были. А доказать это очень важно, поскольку Тео Гомеса застрелили между восемью и десятью вечера.
Лабрада хотел что-то возразить, но лишь устало махнул рукой. Он понимал: от него ждут не простых заверений.
– Я был в театре имени Рольдана, лейтенант, – жалобно произнес он, – на самом деле был. – И вдруг оживился: – Один человек… Да, тот человек видел меня… Он сидел передо мной. Очень странный человек. На шее у него, почти на затылке, фурункул… Такой неприятный Фурункул… Он все время оборачивался и смотрел назад, словно ждал кого-то. Или боялся, что его кто-то увидит.
– Вы знаете его имя? Можете его найти? – спросил Роман.
– Нет, – ответил Лабрада. – В перерыве он подошел ко мне. Я стоял в вестибюле. Он попросил прикурить, и мы обменялись несколькими фразами. Он все так же озирался по сторонам, будто за ним следили.
Сьерра сделал жест, словно хотел сказать: «Это не доказательство», не ускользнувший от Лабрады, который впервые за время их разговора утратил хладнокровие.
– Да, я знаю, это ничего не доказывает, – запальчиво с отчаянием в голосе произнес он. – Но это так, действительно так. Разве всегда можно доказать, что ты гулял именно по этой улице и заходил именно в это место? Хотя на самом деле так оно и было!
– Вы знакомы с человеком по кличке Ястреб? – спросил Роман. – Еще его называют Двадцатка, настоящее имя Хосе Анхель Чакон.
– Нет, – твердо ответил Лабрада. – Не представляю, кто это.
– Вы уверены? – настаивал Роман. – И Мильито Дукесне вы тоже не знаете?
По лицу Лабрады было видно, что эти имена ему ничего не говорят.
– Впервые слышу об этих людях.
– И никогда их не видели? – спросил лейтенант. – Подумайте хорошенько.
Начальник отдела кадров сосредоточенно разглядывал фотографии.
– Лабрада, – Роман понизил голос и постарался придать ему большую убедительность, – скажите мне все, что вы знаете о Тео Гомесе, это для вашего же блага.
– Ничего особенного о нем я не знаю, – не задумываясь, ответил тот. – Уверяю вас, все, что я о нем знал, я уже сказал.
– С кем дружил Тео на работе? С кем поддерживал отношения?
Лабрада ненадолго задумался.
– И об этом я мало что знаю. Тео был не слишком общительным. – Он потушил сигарету. – Я не замечал, чтобы он с кем-нибудь дружил. Иногда… я видел его с Маркосом Очоа, это наш старый шофер, живет на Инфанте. Потом встречал его с Абреу, шофером, который все обнаружил, помните?
Роман кивнул.
– Несколько дней назад я видел его с Карлосом Кинтаной, механиком, который пришел на базу примерно в одно время с Тео.
Роман встал.
– Я вынужден вас задержать, Лабрада.
Тот хотел что-то сказать, но Роман не дал.
– Продолжим наш разговор завтра. Может, к тому времени у вас прояснится память.
Четверг,
21 декабря 1973 года
0 часов 55 минут
Роман кивнул часовому у ворот военного госпиталя… Тот козырнул в ответ. Обогнув обширный парк, разбитый перед главным корпусом, лейтенант подрулил к приемному покою.
Перед входом в здание стояло много машин: санитарные, джипы, такси. Роман захлопнул дверцу «фольксвагена» и, взбежав по ступенькам, очутился в вестибюле, заполненном людьми. Он взглянул на часы, понял, что уже глубокая ночь, но тут же подумал, что в этих стенах ночь и день ничем не отличаются друг от друга. Никогда не ослабляется напряженный рабочий ритм, подчиненный жизни и смерти.
Молодой человек лет двадцати с небольшим, врач или, может быть, практикант, одетый в защитного цвета брюки и светло-зеленый блестящий халат, подошел к лейтенанту, видя, что тот озирается по сторонам, ища, к кому бы обратиться.
– Вы по поводу доставленного из Ла-Лисы? – спросил он. – С пулевым ранением?
Лейтенант кивнул.
– Пойдемте со мной, профессор Родригес Перера введет вас в курс дела. – Но пока они шли по коридору, провожатый лаконично сообщил: – Он умер.
Затем открыл дверь в какую-то комнату, и Роман увидел врача лет сорока пяти, который писал, сидя за маленьким металлическим столом, выкрашенным в ослепительно белый цвет, однако халат врача казался еще белее. Врач поднял голову.
– Лейтенант интересуется раненым, доставленным из Ла-Лисы, профессор, – сказал молодой человек.
Профессор встал, снял очки в темной оправе. Он был довольно высокого роста, грузный, бледный, с черными волосами, чуть тронутыми сединой. Улыбнувшись, он пожал Роману руку и повел его в конец комнаты.