В тяжелом весе в борьбу вступили шестнадцать участников. В их числе был и будущий трехкратный чемпион Европы, шестикратный чемпион страны Андрей Абрамов. Правда, с Абрамовым мне встретиться не удалось; вместо него в финал вышел Лев Мухин, который через несколько месяцев завоевал серебряную олимпийскую медаль в Мельбурне. До встречи с ним я провел три боя, нокаутировав в первом раунде боксера из Армении Абазова и выиграв по очкам у ленинградца Романова и чемпиона Эстонии Маурера.
И вот финальная схватка — последний мой поединок на ринге. Девять золотых медалей уже разыграно, причем предпоследняя — в полутяжелой весовой категории — досталась моему одноклубнику и земляку Ромуальдасу Мураускасу. Настал черед решить судьбу последней, десятой золотой медали. Противник мой, судя по всему, настроен весьма решительно: в финал он прошел уверенно, выиграв у всех своих соперников с большим преимуществом. У Мухина сильный удар, он молод, быстр и напорист. Именно эти качества и принесли ему вскоре заслуженный успех на олимпийском ринге.
Бой Мухин начинает без разведки, атакой. Видимо, наслушался разговоров, считает, что я выдохся и уже не опасен. Ну что ж, разубедить его, пожалуй, будет нетрудно. Я вижу все, чем он собирается меня сокрушить, легко разгадываю каждый его замысел в тот самый миг, едва только он зарождается… Атакует двойным левой в голову, а сейчас последует сильный прямой по корпусу. Но я знаю, что удара не будет, что это финт; противник стремится, чтобы я раскрыл голову. Делаю вид, что попался, и опускаю локти, а заодно быстро переношу центр тяжести на левую ногу. Противник, как я и предполагал, мощно бьет справа, но я опережаю его встречным по печени и, тут же распрямляясь, провожу боковой в голову. Мухин ищет спасения в клинче, но я в последнее мгновение разрываю дистанцию и дважды бью в просвет снизу.
Во втором раунде противник ведет себя более осторожно. В атаки очертя голову уже не кидается; маневрирует, старается занять удобное исходное положение. Но мне вовсе незачем ждать; теперь я атакую сам. Защищается противник неплохо, и все же я быстрее. Несколько моих прямых достигают цели. Мухин пытается контратаковать, но я вновь опережаю его и с двойным боковым в голову прохожу в ближний бой. Серия снизу в туловище, а теперь, на выходе — еще раз в голову.
Секундант, обтирая в перерыве влажным полотенцем шею и плечи, молчит. Слова сейчас ни к чему. Я и сам знаю, что оба раунда за мной. За все шесть минут я, по существу, не пропустил ни одного сильного удара. Зато противник этого о себе сказать никак не может. Смотрю в его угол: майка вся в пятнах от пота, и дышит уже тяжело.
— Чистая работа! — говорит наконец, убирая полотенце, Заборас. — Продолжай в том же духе.
Я молча киваю в ответ и, не оборачиваясь, по голосу чувствую, что он улыбается.
В третьем раунде Мухин увеличивает темп и вновь, как в начале боя, старается как можно чаще атаковать. Видимо, рассчитывает наверстать упущенное. Но у меня сил, пожалуй, осталось больше. Я не только принимаю темп, но и добавляю еще чуть-чуть от себя. Инициатива по-прежнему за мной. Схватка идет на всех дистанциях, но без рубки: рубка мне ни к чему. Впрочем, Мухин тоже, кажется, не стремится к обмену ударами; работает он напористо, но технично. И все же чего-то ему не хватает. Скорее всего опыта… До гонга остается меньше минуты. Я совсем не ощущаю усталости, наоборот, сил будто бы прибавилось: чувство такое, будто позади не бой, а легкая, бодрящая разминка. Дело, вероятно, в том, что удары противника не доходят. И еще — в чувстве удовлетворения: бой веду я, и веду так, как хочу.
Вижу, как противник бросает взгляд на световые часы; сейчас он вновь кинется в атаку, до гонга осталось несколько секунд. Легко ухожу от его размашистых боковых; делаю вид, что собираюсь контратаковать по туловищу, но в последнее мгновение меняю положение ног и резко, без замаха, бью в голову…
Звучит гонг.
Это был мой последний удар; им я закончил свой 128-й бой и мою карьеру на ринге.
Первым поздравил меня с победой Виктор Иванович Огуренков.
— Ну что, чемпион? Теперь можно и на покой, — пошутил он, крепко стиснув мне руки, с которых я только что навсегда снял боевые перчатки. И, кивнув на медаль, спросил: — Небось думаешь: последнее «золото»?
Виктор Иванович угадал. Я действительно думал, что это моя последняя золотая медаль. Но все, конечно, было не так. «Золото» принадлежит не одним чемпионам. Мисюнас, Пастерис, Заборас, Огуренков… Каждый из них вложил частицу себя в мои победы на ринге. Теперь пришла моя очередь; теперь чьи-то будущие победы стану подготавливать я, и в каждую из них будут вложены мое умение и опыт, все, что я успел накопить за десять лет жизни на ринге.
На другой день Огуренков принес газеты, подождал, пока я их просмотрел, и спросил:
— Надеюсь, не передумаешь? Все, что здесь говорится, верно, и все-таки…
— Пора? — перебил я. — Нет, не передумаю. То, что решено, то решено!
— Значит, на Олимпийские в Мельбурн поедет Мухин?
— Мухин в Мельбурн, а я в Каунас. Сами говорили: точку надо ставить вовремя.
— Говорил, — улыбнулся Огуренков. — И сейчас говорю: удач тебе на новом поприще, удач и много новых золотых медалей! А газеты захвати, сыновьям когда-нибудь покажешь…
СЛЕДЫ ОТ ПЕРЧАТОК
Большой спорт не может пожаловаться на недостаток внимания. Его жизнь, его проблемы неизменно находятся в центре интересов общественности. И чем выше популярность спортсмена, тем чаще он попадает под перекрестный допрос болельщиков. Болельщики хотят знать все. Поэтому они никогда не устают задавать вопросы. Это их естественное и неотъемлемое право.
Пожалуй, наиболее личный и в то же время наиболее распространенный вопрос, который мне множество раз задавали прежде и продолжают задавать теперь, — что дал мне бокс? — является вместе с тем и самым существенным, самым важным. В самом деле, что дает бокс человеку вообще? Есть ли в нем что-либо такое, чего не может дать ни один другой вид спорта и чем, следовательно, оправдано само его существование? Ведь схватки на ринге — не просто спортивная борьба с соперником или с самим собой; ринг требует гораздо большего. А если так, насколько и чем обоснованы эти требования? Состязаться в силе, ловкости, мужестве можно и другими, более цивилизованными, как порой говорят, способами; спорт в этом смысле предоставляет огромный, если не сказать неисчерпаемый, выбор.
Итак, чем же обогатил меня бокс, что он дал мне за десять лет, проведенных на ринге?
Обычно, спрашивая, многие ждут, что речь пойдет о таких вещах, как известность, определенное положение в жизни, возможность повидать мир, спортивные титулы и медали, физическое здоровье, наконец… Все это верно, но все это в равной мере относится к любому виду спорта. С боксом же дело обстоит особо. Если говорить коротко: бокс дал мне меня самого — Альгирдаса Шоцикаса. Не чемпиона Шоцикаса, а человека Шоцикаса, того человека, каким бы я не был без бокса, но которым я с его помощью стал.
Так я считал всегда: то же самое я сказал корреспонденту «Недели», который спустя двадцать пять лет после начала моей боксерской карьеры задал мне, как и многие другие, все тот же вопрос. И чтобы не оставить никаких недомолвок, я пояснил:
— Бокс дал мне главное — уверенность в себе. Благодаря ему я никогда никого и ничего не боялся. Дело не в том, что я мог ввязаться в любую драку и суметь постоять за себя, — хотя и одного этого вполне достаточно, чтобы свести знакомство с боксом, — повторяю, он дал мне уверенность в себе. А это решает многое. Только человек, уверенный в себе, способен выполнить свою жизненную программу.
Журналист, бравший интервью, не возразил, как нередко случается, что ринг, мол, не обладает монополией на воспитание характера; он, видно, знал толк в боксе и понял, что я имею в виду.
Конечно, уверенность в себе приходит к людям разными путями, и вовсе не обязательно добывать ее непременно с помощью кожаных перчаток. Она может основываться на богатстве жизненного опыта, опираться на твердость выношенных убеждений, вытекать из сознания компетентности в избранной профессии, да мало ли… Но я говорю о другой уверенности — об уверенности, исходной точкой которой является ощущение собственной надежности, испытанности на прочность и тела и духа. Эта уверенность особого рода, и хотя сфера ее действия, казалось бы, целиком исчерпывается небогатым набором тех житейских ситуаций, когда необходимо умение постоять за себя, на деле она далеко выходит за их рамки, находя себе применение буквально на каждом шагу. Ощущение физической защищенности и связанное с ней чувство внутренней независимости накладывает на человека неизгладимый отпечаток, позволяя ему сохранить собственное достоинство в любой обстановке и при любых обстоятельствах. В какой-то мере это напоминает хорошо сшитый костюм, в котором его владелец не только сам чувствует себя ладно и ловко, но сознает, что именно так он выглядит и со стороны, в глазах окружающих, а это, в свою очередь, прибавляет ему куражу, помогая держаться уверенно и непринужденно. Разница в том, что этот ладно скроенный и прочно сшитый «костюм» зависит не от постороннего искусства портного, а от собственного духовного опыта, накопленного и надежно испытанного в боях на ринге.