Это были томительные часы. Они отдаляли их друг от друга. Отдаляли все больше и больше…
Теперь Алешу было не узнать. Если ему приходилось возвращаться домой позже Инги, он, еще с улицы завидев в ее окне свет, стремглав взлетал по ступенькам лестницы и кричал из прихожей:
— Инга, встречай гостей!
Она открывала дверь своей комнаты и, взглянув на него, спрашивала:
— А где же гости?
Он смеялся:
— А меня ты не видишь? Или я для тебя — пустое место?
Она подходила к нему, ладонями проводила по его лицу и говорила, глядя ему в глаза:
— Ты для меня не гость, Алеша. Ты и прежде не был для меня гостем, а сейчас…
— Что — сейчас?
— Не лукавь. Ты все знаешь…
— Не все, Инга.
— Чего ж ты не знаешь?
Алеша садился у окна и долго смотрел на бьющиеся об уличный фонарь снежинки, на тонкие полосы незлой поземки, наметающей маленькие сугробики. И говорил:
— Мне всегда кажется, что здесь какая-то игрушечная зима. Хотя бы раз по-настоящему завыла метель. Чтоб ни зги не видно, чтобы как в песне, помнишь: «Вьюга смешала землю с небом, черное небо — с белым снегом…» Не знаю, как тебе, а мне это нужно.
— Для чего?
— Для того, чтобы снова посмотреть в прошлое…
— В прошлое?
Он хотел увидеть Клима Луганова. Там, в зимней тундре, в ледовых разведках… Ветер уносит льдину, а на ней — рыбаки. «И у каждого из них — свой Алешка…»
— В какое прошлое? — спрашивала Инга. — В наше?
Теперь она смотрела на Романа. А он смотрел на нее. Опять? Опять начнет собираться в Кедровую падь? Вот этого он и не учел. Он не хотел, чтобы Инга навсегда забыла о том, что осталось позади, но она должна понять: если начинать жизнь сначала, то только без груза прошлого. Пусть оно всегда будет рядом, пусть Роман и Ольга всегда сидят за их столом, но не надо ни горечи, ни скрытых тяжелых взглядов.
— Нас двое, Алеша, — говорила Инга.
— Да.
— Мы двое — и наша память. Но она не станет нас упрекать. Потому что жизнь — не одно лишь прошлое. Теперь ты понимаешь все?
Она смотрела на него так, словно перед ней был упрямый ребенок.
Алеша говорил:
— Не смотри на меня так. Ты ведь все понимаешь…
Да, она все понимала. Она просто хотела обмануть и себя, и его. Совсем немножко. Но Алеша отвергал даже этот маленький обман. Он требовал абсолютной ясности. Они были привязаны друг к другу очень прочно, и эта привязанность росла с каждым днем. Теперь им не просто казалось, они были уверены, что не могут обойтись друг без друга. Но хватит ли им только этого? Может быть, привязанность, — родившаяся еще в тот день, когда они оба так неожиданно осиротели, это только чувство жалости друг к другу, только желание помочь друг другу справиться с бедой? И не случится ли так, что пройдет несколько лет, их горе совсем растворится во времени и они вдруг почувствуют, как нити, связывающие их, рвутся и души их обволакивает пустота.
«Она не смогла бы пережить еще одно потрясение», — думал Алеша. Думал о ней, а не о себе. Потому что в своих чувствах он был уверен…
Однажды зима все-таки прорвалась сквозь невидимые преграды южных меридианов. И как-то сразу дохнуло далеким Севером, небо над застывшей рекой стало похожим на небо зимней тундры, и вьюга завыла так же, как воет у берегов студеного моря.
К полуночи ветер совсем озверел. Снежные залпы бились в глухую стену дома, и казалось, что огромное здание дрожит от страха. Косые, плотные струи снега мчались у окна с такой быстротой, точно мимо неслись табуны диких коней, неслись в неведомое, слепые от ярости, ржали, дробно стучали копытами и в каком-то неистовстве размахивали белыми гривами. Эти белые спутанные гривы хлестали плафоны фонарей, метались по крышам, больно секли лица людей, спешащих укрыться в подъездах. А сверху, с низко нависших над землей туч, сыпала дробь ледяной крупы, насквозь прошивая наметенные у заборов сугробы.
Инга не спала. Сидела, укутавшись в плед, на диване, рассеянно глядя на огонек ночника и прислушиваясь к вою пурги. Что-то полузабытое и близкое в одно и то же время было в этой ураганной ночи, а Инга испытывала такое чувство, будто все, что происходит за окном, — это нереально, это просто след ее памяти, выхватившей из прошлого кусочек ее жизни. Когда-то она вот так же сидела, укутавшись в плед, и слушала, как неистовствует непогода, цепенея не то от страха, не то от предчувствия чего-то недоброго… Да, это было под Новый год. Она ожидала тогда Романа.