«Мессер» прошел от «чайки» так близко, что Журавлев успел разглядеть и лицо Грюбеля, искаженное скорее напряжением, чем страхом (так, по крайней мере, Журавлеву показалось), и его глаза, какие-то очень холодные и словно бесстрастные, и рыжую прядь волос, выбившуюся из-под шлема. «Вот он какой, этот тип! — подумал Журавлев. — Настоящая арийская сволочь…»
Он нажал на гашетку, но было уже поздно. Видимо, те две-три секунды, которые он потратил, разглядывая Грюбеля, и были теми секундами, когда Журавлев мог бить наверняка. И этот момент он упустил. Но это не огорчило его. Он мечтал о настоящем бое с Грюбелем, упорном, опасном, напряженном и, главное, на глазах тех, кто мог видеть этот бой с земли. И не ради удовлетворения честолюбия. Нет.
Нельзя сказать, что капитану Журавлеву чувство честолюбия было совершенно чуждо — какой летчик не мечтает о славе, кому не хочется показать свое мастерство настоящего аса! Но, честно говоря, думая о встрече с Грюбелем, капитан имел в виду совсем другое. В полк прибывало пополнение из молодых, еще не нюхавших пороху летчиков. Журавлев часто слышал их разговоры: «мессер» есть «мессер». Как с ним драться по вертикали? Как его догонишь?
Срубить Грюбеля и известного немецкого аса в бою один на один — разве это не огромный выигрыш? Он, капитан Журавлев, должен показать: и на «чайке» можно бить «мессеров», даже если на этих «мессерах» сидят прославленные асы. Главное — мастерство, выдержка, вера в свои силы и, конечно, бесстрашие.
…Так же резко развернув «чайку», Журавлев пошел за Грюбелем. Облако оказалось тонким и не таким длинным, как представлялось издали. Уже через минуту в глаза ударило солнце, и капитан увидел Грюбеля, делающего боевой разворот. А в стороне, метрах в трехстах слева, Маркин закладывал глубокий вираж, и ведомый Грюбеля уходил по вертикали вверх, не выдержав атаки лейтенанта.
Выведя машину из боевого разворота, Грюбель с дальней дистанции открыл огонь по «чайке». Он бил сразу из пушки и пулемета и, видимо, не очень беспокоился о том, чтобы огонь был прицельным. Сейчас он преследовал только одну цель: русский летчик, конечно, должен уйти от лобовой атаки, должен отвернуть в сторону, и вот как раз в тот момент, когда он на секунду-другую подставит борт своей «чайки», Грюбель и нанесет смертельный удар. Это была излюбленная тактика Грюбеля, которая никогда его не подводила. Именно благодаря ей он смог нарисовать на фюзеляже своего «мессера» семнадцать крестиков — семнадцать сбитых им «харрикейнов», «кобр», «спитфайров», «чаек».
Журавлев продолжал лететь по прямой. Желание отвести машину от лобового удара казалось непреодолимым, но он усилием воли подавил его в себе, понимая, что этого-то Грюбель от него и ждет. Таким же усилием воли он подавил в себе и желание сразу же открыть ответный огонь. Пусть Грюбель подойдет ближе. Как можно ближе. Конечно, каждое мгновение стоит колоссального напряжения, порой Журавлеву кажется, что он испытывает невероятную физическую боль в каждой нервной клетке, и эта боль все усиливается, вызывая в нем какое-то неприятное чувство раздражения против самого себя.
— Маркин! — кричит Журавлев. — Не зарывайся.
Он не видит Маркина. Он потерял его из поля зрения, а найти Маркина и посмотреть, что он делает, Журавлев не может. Не может потому, что для этого у него нет времени. Нет и десятой доли секунды. Грюбель приближается с такой скоростью, точно на «чайку» мчится вырвавшийся из небесных далей метеорит. Метеорит, изрыгающий пламя.
— Все в порядке, командир!
Голос Маркина доносится издалека, но он успокаивает, как лекарство. А Грюбель начинает нервничать. Может быть, он по почерку узнал «саблезубого тигра»? Встреча с «саблезубым тигром» еще никому не приносила удачи. Говорят, у него совсем нет нервов. А если и есть, то они сварены из металла.
Да, Грюбель нервничает. Молчание русского летчика выводит его из себя. Почему русский летчик не стреляет? Чего он ждет? И почему он не уходит в сторону? С каким наслаждением Грюбель ударил бы сейчас в борт «чайки» из своей пушки, если бы ему представилась такая возможность!
Конечно, он уже узнал «саблезубого тигра». Это он! Русский ас, о котором командир полка говорил: «Дайте мне десяток таких летчиков, и небо будет моим от зари до зари… Или, по крайней мере, уничтожьте его. Кто это сделает — две недели отпуска и пятьсот марок…»
Заманчивая перспектива, черт побери! Но дело не только в этом. Грюбель тогда спросил у командира полка: «А разве таких летчиков у вас нет, мой командир?» Тот ничего не ответил. Только пожал плечами. И Грюбель понял, что командир полка чего-то недосказал. Возможно, он хотел подчеркнуть: «Если бы у меня такие летчики были, то «саблезубый тигр» давно уже не летал бы…»