И я не хотела, чтобы он ушёл без меня.
Мы были парой. Дуэтом.
Я покончила с этим существованием.
Мозг отключился, я стала рассеянной и медлительной. Но тело всё ещё боролось за жизнь. Мои ноги безо всякой ловкости сами отступали назад, когда Дэниель делал шаг вперёд. Я двигалась словно робот, вышедший из-под контроля.
Из моего убежища сверху, под потолком, я жалела эту помешанную девицу. Почему я отступала? Зачем оттягивала неизбежное? Чем быстрее Дэниель поймает меня, тем быстрее причинит боль и, наконец, отправит вслед за Джетро.
Брось.
Позволь этому случиться.
Внутреннее оцепенение, конечно же, приглушит внешнюю боль.
И это было лучшим решением, чтобы закончить всё и просто перестать быть. Перестать думать, перестать дышать, перестать бороться за жизнь.
Я перестала отступать, решительно замерев на месте.
Дэниель вздёрнул бровь, замешкавшись, когда я отказалась продолжать наш ненормальный танец. Склонив голову набок и явно заподозрив неладное, он спросил:
— Так быстро сдаёшься, шл*ха?
Я не ответила. Ни шёпота, ни жеста, ни даже полувзгляда. Ни малейшего намёка на сопротивление. Я смотрела прямо сквозь него, в свежую перспективу, которая манила и обещала новое начало нашей с Джетро жизни и конец всем страданиям.
Дэниель тихо зарычал:
— Ты на самом деле взяла и сдалась? — Резко подлетев ко мне, схватил за волосы, сжав пряди в потных ладонях. — И даже не собираешься сопротивляться мне, как сопротивлялась моему брату?
И так и было.
Никакой боли. Никаких страданий или беспокойства.
Ноль эмоций.
— Борись! В чём прелесть состязания, если ты просто сдаешься?
Он потянул меня за волосы, заставляя поднять взгляд. Если сосредоточиться, я смогу увидеть его гнилую рожу. Меня бы перекосило от острого строения его лица, маленькой чёрной козлиной бородки и зализанных назад тёмных волос. И если бы мои органы обоняния работали, я услышала бы запах его возбуждения с нотками мускуса, которое невозможно замаскировать густым ароматом лосьона после бритья. Если бы работали мои органы осязания, я почувствовала бы, как жар его тела заражает меня, просачиваясь, словно болезнь.
Но все мои чувства отключились, поэтому я не уловила ничего.
Я видела, слышала и чувствовала лишь вакуум — ничего, кроме бесшумного дыхания перед лицом и пустоты передо мной.
— Хер с тобой, Уивер. Ты теперь моя. Есть, что сказать в свою защиту?
Кожа головы горела огнём, и эта боль заставила высохнуть холодные слёзы на щеках. Сердце остановилось в момент, как пуля сразила любовь всей моей жизни. Если он хочет ответной реакции, он круто обломается.
Не в этот раз, ты, ублюдок.
Ничего.
Я не дам тебе ничего.
— Мои братья мертвы. Что ты чувствуешь по этому поводу?
Ничего.
Ничего я не чувствовала.
— Отвечай мне, ты, п*зда! Скажи, как сильно ты не хочешь, чтобы я касался тебя. Как сильно ты меня боишься!
Никак не боюсь.
Плевать на всё.
Джетро больше нет. Я не видела смерти прежде. Никогда не была на похоронах и не видела, как погибает домашнее животное, даже моя собственная мать скорее исчезла, чем умерла. Моё первое столкновение со смертью оказалось связано с двумя мужчинами, которые пленили меня и превратили в совершенно другого человека.
Старая Нила умерла, войдя в Хоукскридж. А эта, новая Нила, была поблекшим фото, исчезающим капля за каплей, пока её любимый, так же капля за каплей, истекал кровью на бесценный ковёр.
Дэниель отшвырнул меня.
— Приди в себя!
Вертиго приняло меня в свои тошнотворные объятия. Впервые я не боролась с приступом. Рухнула на ковёр, позволив головокружению и дурноте забрать меня — спасибо моему повреждённому мозгу. В обычных обстоятельствах это было худшим наказанием, но сейчас это было лучше предоставленной мне реальности.
Вибрация шагов по ковру известила о приближении Дэниеля. Со злым выражением лица он навис надо мной.
— Слушай меня, Уивер! — Его нога, обутая в дорогой ботинок, словно комета, врезалась мне в живот, одним ударом вышибив весь воздух из лёгких.
Боль привела меня в чувство. Боль, которой я не хотела, ведь она напоминала, что я всё ещё жива и… несвободна. Что я всё ещё здесь, в этой бессмысленной игре безумия и обмана.
Он мёртв.
Мёртв.
Я совсем одна.
Он снова ударил меня ногой в живот, посылая мучительную волну боли вверх, к груди.
Боль.
А вместе с болью пришла жажда жизни.
Ты не одна.
Вон. Отец. У меня всё ещё есть семья — люди, которые дороги мне. Люди, которых я не могу бросить.