В тишине взволнованно звучит первое слово Сагайдака: «Товарищи!» И замирает строй, особенно те, что недавно пришли из сел и города, где паскудное «пан» и «герр» отравляло душу.
— Спасибо вам, что так мужественно держались в этом бою, где на одного партизана шло десять карателей. Я верил, мы под прикрытием леса проучим их, но и побаивался, что кто-нибудь из новеньких может растеряться и с перепугу занять у зайца ноги. Все вы, все как один выдержали испытание. Мать Родина, люди, дети и внуки ваши будут гордиться вами. Вечная слава тем, кто отдал жизнь за Отчизну. Слава и вам, верные побратимы!..
Возле командирской землянки устанавливается знамя партизанского отряда, напоминая всем о боях. Отсюда, из глубины леса, отправляются дозоры на опушку, а партизаны разводят костры и вешают на сошки таганы, а вот там тихо-тихо, словно реквием из души самого леса, встрепенулась песня про того партизана, что навеки заснул под дубом.
Сагайдак и Чигирин обошли все заставы, все подразделения и постучали в дверь девичьей землянки. Через какую-то минуту отозвался голос Мирославы:
— Кто там?
— Это мы, доченька, — тихо сказал Чигирин. — Не спишь еще?
Застучал деревянный засов, Мирослава открыла дверь и пригласила к себе поздних гостей. В ее жилье не пахло ни землей, ни табаком, ни сыростью, в нем поселился дух тысячелистника и пижмы.
— Ждешь Данила?
— Жду, Зиновий Васильевич. Как ему там, на железной дороге?
— Будем надеяться на партизанское счастье, — сказал Сагайдак и поморщился.
— Рука? — сочувственно спросила Мирослава.
— Она. Эти дни было не до нее, вот и начала каверзничать.
— Дайте хоть перебинтую.
— Да мы с Михайлом Ивановичем сами поколдуем возле нее.
— Послушай девушку! — хмурится Чигирин и продолжает уже с сожалением: — За боями забылось о ранении.
— Раздевайтесь, — приказала Мирослава.
Сагайдак снял китель, закатал рукава нижней сорочки. Мирослава осторожно размотала бинт, и Чигирина и ее сразу же встревожили подозрительные пятна вокруг раны.
— Как оно? — с надеждой спросил Сагайдак.
— Немедля же надо ехать за хирургом, — испуганно сказала Мирослава. — Немедля!
— Где же его взять, того хирурга? — задумался Сагайдак, искоса поглядывая на руку: «Вот напасть с тобою».
— Надо проскочить в район, к Попову. Это человек! — поглядел вдаль Чигирин.
— Кто же сможет проскочить сейчас?
— Только близнецы. Им удальства и находчивости не занимать.
— Пусть будет по-твоему, — махнул раненой рукой Сагайдак и снова поморщился…
Вскоре, чертыхаясь, Роман и Василь нацепили на рукава полицейские повязки, вскочили на тачанку, и добрые кони пошли размашистой рысью. За какие-то час-два близнецы домчались до шлагбаума, который преградил дорогу в темный, без единого огонька, город.
— Поднимайте, служивые, свою дубину! — крикнул Роман, размахивая кнутом.
Из будки, подняв фонарь, вышел полицай, за ним, позевывая, появился и второй.
— Кто там такой нетерпеливый? — поднял выше фонарь.
— Полицаи из Майдана.
— Пароль.
— Зад твой непоротый! — рассердился Роман. — Какой же дурень дает в села городской пароль? Хочешь, чтобы партизаны перехватили его? Пропускай без проволочки!
Это объяснение вполне удовлетворило полицая, он развязал веревку на конце шлагбаума, поднял его и, выворачивая челюсти от зевоты, поинтересовался:
— Куда же вас черти несут?
— Именно черти, — согласился Василь. — Нужен доктор, потому что такое дело… — И погнал коней к первому перекрестку, от которого вела дорога к больнице и к одноэтажному дому для врачей.
Василь и Роман знали, где живет знаменитый на всю округу хирург Попов, который лет двадцать уже работал в их районе. И кто и когда бы ни стучал в его дверь или окно, он сразу спешил на помощь.