— Если получится, потом вам всё объясню, или общего друга расспросите, — без эмоций сказал Смол, намекая на лишние уши и снова опустив глаза. — Только вот какая уже разница? — тихо добавил он.
Я воспринял эти слова, как полное подтверждение.
— Да что ты, продолжай, пожалуйста, мне интересно, может, и срок себе подсластишь, — усмехнувшись, предложил ему Шин. — Намбир, ты там не заснул, когда перестанет трясти? — с небольшим волнением в голосе крикнул он пилоту, не вставая, но тот молчал.
Шин из Якутов по этносу, переехал в центральную часть страны пять лет назад, в свои тридцать до вступления в гвардию предпочитал не летать даже на самолётах. В Москву приехал на поезде, в наш город перебрался спустя год, по службе его банально перевели к нам. На сегодняшний день, Шин свыкся с полётами на работе, но такая погода напоминала ему о фобии, аж пробило в пот.
— Намбир! — ещё раз крикнул тот, отстегнув ремень безопасности для похода в кабину.
Ответа вновь не последовало, дождь, бьющий по корпусу, и раскаты грома забивали любой прочий шум, голос у Шина не тихий, но и недостаточно громкий для обстановки.
— Глухие? — недовольно переспросил Шин, зайдя в кабину и с трудом удерживаясь за ручку возле двери. — Ну, и трясет же у вас, почему так долго не выходим из бури? — осматривая небо без просветов, поинтересовался якут, не понимая, почему ещё не поднялись над грозой.
На пилотах были массивные наушники, в сочетании с погодой услышать зов Шина они не могли. Управляющие кораблём не отзывались, даже когда тот встал у них за спиной, лётчики полностью загрузили себя стабилизацией курса, затрачивая много моральных сил и переживая. Второй пилот заметил гостя и снял наушники, вступив в разговор:
— Зачем отстегнулся!
Шин решил, что переспрашивать уже бессмысленно, и задал новый вопрос:
— Всё нормально?
Лица экипажа заставляли нервничать, Крастер ещё больше распереживался. Ему захотелось пойти обратно в кресло. Вдобавок Намбир передавал своё местоположение в центр по спутниковому каналу, запрашивая информацию о грозе, но вторая сторона отсутствовала, пилоту приходилось много раз повторять одно сообщение, а интонация говорила о его повышенной тревожности.
— Летать боишься? — по Шину это было очевидно, второй пилот продолжил, не ожидая ответа. — Тебе повезло, ты живёшь в нашем времени, техника больше не поддаётся погоде, расслабься.
— За окном чертовщина! — с надеждой долго высматривая пробелы в небе, но обломавшись, пояснял Пустой.
— Я бы сказал, аномалия. Возвращайся на место, трясти нас пока не перестанет! — печально высказался безымянный помощник пилота.
Малословным объяснением тот желал сохранить спокойствие своих пассажиров. Сам же Намбир совершенно не врубался в происходящее, они достигли максимально допустимой для техники высоты, так и не покинув штормовой фронт. Подобного никогда не случалось, это говорило о размерах ненастья, да и база на связь с ними не выходила. Экипаж принял решение снижаться, предупредив всех о возможном усилении тряски через устройство внутренней связи.
Пока Шин разговаривал, я тоже времени зря не терял. Повозившись не одну минуту, смог освободить одну руку, с третей попытки введя известную мне комбинацию. Главной помехой выступал факт, что я сам надевал себе эти наручники и, тупанув, оставил часы и Рур-ф, теперь причинявшие большой дискомфорт, когда изгибал руку.
Много раз обругал себя, и у меня получилось освободиться, но ёрзая, я привлекал внимание сидящих рядом стрелков. Двойное везение, гвардеец назвал мне свой настоящий код, а после его ввода и частичного освобождения одной руки наручники отмагнителись от вставки в сидение, позволив использовать риски. Вот только болтало. Я слабо осознавал дальнейшую последовательность действий, меня слегка дёргало каждый раз, когда вспоминал, как далеко мне предстоит падать. В страхе быть замеченным, не стал освобождать вторую руку, хоть и оставалось просто надавить кнопку сбоку. Повторный ввод комбинации не требовался. На моё счастье вселенная в виде мысли подарила идею — шантажом подействовать на гвардейцев. Я занимал самое последнее, крайнее справа место, близко к двери, левым плечом прижавшись к стенке, перегородке в техническое отделение. Освободившейся рукой мне абсолютно незаметно удавалось донимать то самое разделение небольшими порциями холодной стихии на протяжении времени, почти без проявления энергии и синих вспышек, точнее, закрывая их собой. Проводником являлась моя рука, вокруг ладони стало очень холодно, и постепенно образовывалась промёрзлая корка.