Мы с друзьями всегда много говорили и мало делали, оставаясь мечтателями, а сейчас невольно кидались в омут свершений, забывая о последствиях, которые затронули бы всех близких. Отбрасывая переживания родителей, целеустремлённость и преданность другу выглядела здорово, пусть и непостижимо и во многом неправильно. Чувство гордости за своих друзей переполняло меня. Они пошли бы на это, появись я или нет, придумали всё и собирались спасти всех, включая меня.
В момент эмоционального упадка, сидя в Вимане, когда был готов сдаться, я сомневался в решимости ребят, допуская возможность того, что они просто испугаются, оправдавшись перед собой. Раньше подобных прецедентов не было, но и таких масштабных проблем не возникало. А если рассудить адекватно, то, на что мы отважились, тоже, что раньше было бы напасть на отделение полиции вооруженными до зубов. Разница только в широте возможностей, то есть, сейчас не требовалось длинной подготовки, есть атма и ночное преимущество увесистей оружия и взрывчатки. Смертей не хотели, не обсуждали, но все понимали или почти все… Исключить жертвы никак не получилось бы, на то она и битва, да и силовики никогда не церемонятся с нарушителями, особенно столь наглыми.
Для я себя столь тяжкий грех допускал, как и Рома, в нём мыслишка проскочила, а Серёжу обошла, даже Костик помыслил, что подстрелит гвардейца, но постарается бить по ногам. Разнополярных дум хватало у всех, экипаж машины пребывал в трансе, но не Костя. Он, не изменяя стандартам, безмятежно напевал рэп-строчки, новый кусок в случайном контексте. Однако повторял одно словосочетание вторые сутки, я ждал, когда его зацепит новая песня с подборки на флешке или радио.
Он постоянно что-то напевал, правда иногда сразу несколько по очереди и корректируя плейлист. Моя выдержка непоколебима, подобное могу не замечать, а первые пять раз даже интересно. Но нередко кто-то из наших в шутку его затыкал или ласково просил молчать.
Серёжа, не выпадая из образа, открыл бутылку пива, умело запрятанную в рукаве, правда первую за вечер, дотерпел на нервах, пропустив всего сто граммов рома, находясь на базе Влада. Он отшутился, будто взял её на всякий случай, а то вдруг потом не получится выпить. Все оценили юмор, но это не спасло его от нападок окружающих. Несколько глотков — ничего. Полбутылки и тут столь ответственный момент, а Серёжа слегка окосел.
Я отвлёкся на жжение запястья. Под воздействием адреналина и эффекта холода не замечал, но после рассмотрел, обнаружив поверхностный ожог кожи, ноющий и зудящий. Зато получившийся рисунок невольно вызывал улыбку, наручники выжгли мне браслет со странным узором внутри. Смотрелось будто красноватое тату, и когда зажило, тоже выглядело забавно. Я подумал, что, если останутся следы, и правда забью чем-нибудь. Посмотрел на сломанный Рур-ф, думая о том, как мог не снять дорогущие часы на такое дело, как дурак или малолетка. Мало того, что приметная, отличительная черта, так повезло, что не разбил и не отняли при задержании.
Казалось, что всё плохо, и я подумал о всех людях, кому сейчас было ещё хуже, чем нам, по весьма разнообразным причинам. Моё излюбленное — голодающие дети Африки. Подобное у меня было много раз, если казалось, что я обделен, меня ущемляют, не давая желанного или недоступного. Глобальные мысли, вроде того, как плохо нам жить, и даже смешные вроде «еда не очень-то, вкусная, есть её неохота». Я вспоминал обездоленных людей рядом, голодных детей на вокзалах, нередко и африканцев, мечтающих о воде, и эти мысли сразу включали ощущение сносности, пристыжали меня, и всё выглядело не так плохо, как только что казалось.
Может, поступок неправильный или циничный, когда тебе становится хорошо от того, что кому-то плохо, но здесь всё не так. Тем более, такая самомотивация была придумана ещё в детстве, в виде невинной мысли, сравнительного сопоставления, а не удовлетворения чужим несчастьем. Нередко по жизни встречал людей, живущих подобным принципом, но в более запущенной, отвратительной, истинной форме и действительно, это не комильфо, такие люди советуют друзьям гнусные подлянки и всячески стараются ухудшить чужую жизнь, кайфуя в случае своего успеха. У меня же всё на линии юмора, без умысла, потому я никогда не беспокоился.
В ту минуту самым несчастнейшим человек на земле в моих глазах был Дима, а желание вытащить его стало приоритетным. Если я довольно легко преодолел самую сложную часть, Дмитрию и остальным задержанным повезло меньше. Прибыв на первый же пункт живой выгрузки, в пятом центре оставили всего чуть больше половины арестантов, мест на всех экстренно освободить не получилось, соответственно, более десятка Иных повезли дальше.