Потом Амар поднимается, принимает драматическую позу, положив руки на бёдра, и шагает к открытой двери. Поезд ныряет, но Амар вообще ни за что не держится, он просто двигается и наклоняется синхронно с качкой вагона. Все поднимаются, и Амару приходится прыгнуть первым. Он отправляет себя в ночь. Остальные устремляются за ним, и я даю людям за моей спиной нести мня к выходу. Я боюсь не скорости поезда, а высоты, но здесь поезд идёт близком к земле, поэтому я не боюсь прыжка. Я приземляюсь на обе ноги, пробежав несколько шагов перед полной остановкой.
«Ты смотри, уже натренировал ноги для поезда, — говорит Амар, хватая меня под локоть. — Давай, глотни. Я вижу, тебе это нужно».
Он даёт флягу.
Спиртное мне никогда не нравилось. В Отречении его не пьют, поэтому достать его было невозможно. Но я вижу, как оно расслабляет людей, и мне отчаянно хочется избавиться от ощущения, что моя кожа обтягивает меня слишком туго, поэтому я не колеблюсь: беру флягу и пью.
Алкоголь жжет, а на вкус он как лекарство, но это быстро проходит, оставляя во мне тепло.
"Молодец," говорит Амар, подзодит к Зику, оборачивает руку вокруг его шеи и прижимает его голову к своей груди. "Вижу, ты познакомился с моим юным другом Эзикелем."
"Если моя мать называет меня так, то это не значит, что и ты должен," говорит Зик, отталкивая от себя Амара. Он смотрит на меня. "Дедушка и бабушка Амара дружили с моими родителями."
"Дружили?"
"Ну, мой отец умер, то же случилось с дедом и бабкой," отвечает Зик. "А с твоими родителями что?" спрашиваю я Амара.
Он пожимает плечами. "Умерли, когда я был маленьким. Авария на поезде. Очень грустно." Он скалится, будто бы нет. " А дед с бабкой прыгнули после того, как я стал полноценным членом Бесстрашия." Он делает жест, напоминающий клин, иллюстрируя нырок.
"Прыжок?"
"О, не рассказывай ему, пока я здесь," произносит Зик, тряся головой. "Не хочу увидеть его взгляд."
Амар не обращает внимания. "Пожилие Бесстрашные иногда прыгают в неизведанные части пропасти, когда достигают определенного возраста. Либо ты прыгаешь, либо становишься афракционером," -рассказывает Амар. "А мой дед был действительно болен. Раком. Бабушка не хотела продолжать жить без него."
Он поднимает голову вврех к небу и его глаза отражают лунный свет. Ненадолго мне показалось, что он
показывает мне свою секретную сущность, бережно спрятанную под обаянием, юмором и бравадой Бесстрашных и это пугает меня, потому что секретная сущность сурова, холодна и грустна.
"Мне очень жаль," говорю я.
"В конце концов я должен был попрощаться," произносит Амар. "Чаще всего смерть приходит вне зависимости от тог, сказал ты "прощай" или нет."
Секретная личность исчезает вместе с тенью улыбки и Амар догоняет остальных из группы, держа фляжку в руке. Я остаюсь позади с Зиком. Он подпрыгивает, неловко и грациозно одновременно, как дикая собака.
"А что у тебя?" спрашиват Зик. "Что с твоими родителями?" "Один," отвечаю я, "Моя мать умерла много лет назад."
Я помню похороны, на которые пришли все Отреченные, заполнившие наш дом тихой болтовней, оставаясь с нами в нашем горе. Они приносили нам еду в металлических лотках, накрытых фольгой, убирались на кухне и собрали всю ее одежду в коробки за нас, чтобы нигде в доме не осталось ни единого напоминания о ней. Я помню, как они шептались о том, что она умерла при родах другого ребенка. Но я помню ее несколькими месяцами раньше, стоящую рядом с комодом, застегивающую ее свободную рубаху поверх узкой футболки, ее живот был плоским. Я легонько трясу головой, очищая память. Она мертва. Это детские воспоминания, они ненадежные.
"А твой отец нормально отнёсся к твоему выбору?" спрашивает он. "Скоро День Посещений, ты знаешь." "Нет" отвечаю я холодно. "Ему это всё не нравится."
Мой отец не придёт на День Посещений. Я в этом уверен. Он больше никогда не заговорит со мной.
Сектор Эрудитов чище любой другой части города, каждый клочок мусора или обломок убирается с тротуара, каждая трещина на улице замазана дёгтем. Я чувствую, что должен идти аккуратно, чтобы не испортить тротуар своими кроссовками. Другие Бесстрашные идут беззаботно, подошвы их ботинок издают стучащие звуки, будто капли дождя.
В штаб-квартирах каждой из фракций разрешено оставлять освещенным в полночь лишь вестибюль, но в остальных местах должно быть темно. Здесь, в секторе Эрудитов, каждое здание, являющееся частью штаб-квартиры Эрудитов, больше напоминает столб света. В окнах, мимо которых мы проходим, видно Эрудитов, они сидят за длинными столами, уткнув носы в книги или экраны или тихо разговаривающих друг с другом. Молодёжь и старики сидят вместе за каждым столом, в своих безупречных синих одеждах, с приглаженными волосами и больше половины из них в блестящих очках. "Тщеславие", - так бы сказал отец. Они настолько озабочены тем, чтобы выглядеть умными, что становятся похожими на дураков.
Я останавливаюсь, чтобы посмотреть на них. Они не кажутся мне тщеславными. Они выглядят как люди, которые стараются выглядеть настолько умными, насколько умными они являются. Если это подразумевает ношении очков без рецепта, то не мне их судить. Они могли бы стать приютом, который я выбрал. Вместо этого я нашел убежище, которое смеётся над ними из-за окон и которое посылает Амара в их вестибюль, чтобы тот вызвал переполох.
Амар достигает дверей центрального здания Эрудитов и проходит через них. Мы наблюдаем за ним снаружи, хихикая. Я разглядываю сквозь двери портрет Джанин Мэтьюс, висящий на стене напротив окон. Ее блондинистые волосы туго стянуты сзади, ее голубая рубашка застегнута до горла. Она красива, но это не единственное, что я замечаю в ней. Я замечаю ее остроумие.
И кроме того - может мне почудилось, но она выглядела немного испуганной?
Амар вбегает в вестибюль, игнорируя протест Эрудитов за стойкой регистрации, и кричит,
"Эй, Носатые! Зацените!"
Все Эрудиты отрывают взгляд от их книг и экранов, а Бесстрашные взрываются
смехом, когда Амар поворачивается, показывая им голую пятую точку. Эрудиты, находившиеся за стойкой, бегают вокруг нее, чтобы его поймать, но Амар натягивает штаны и бежит к нам. Мы тоже начинаем бежать, улепетывая от дверей.
Я ничего не могу поделать с этим: смех просто разрывает меня, и я удивляюсь как сильно живот начинает болеть от этого. Зик бежит возле моего плеча и мы направляемся к рельсам, бежать то больше некуда.
Амар добирается до аллеи последним, его руки подняты и мы поздравляем его. Он протягивает фляжку, будто бы это трофей, и показывает на Шону.
"Мелкая,"говорит он. "Ты должна взобраться на скульптуру на здании Уровней". Она ловит флягу, когда он кидает её и делает глоток.
"Замётано," отвечает она, ухмыляясь.
К моменту, когда очередь доходит до меня, почти все уже пьяные, идут пошатывающимися шагами и смеясь над каждой шуткой, не взирая на то, насколько она глупая. Не смотря на холодный воздух, я чувствую тепло, но мой рассудок все еще ясный, принимая во внимание все ощутимое мною в ночи: насыщенный запах болота и пузырящийся смех, сине-черное небо и силуэт каждого здания на его фоне. Мои ноги болят от бега, ходьбы и лазанья, и я до сих пор не выполнил брошенного кем-нибудь вызова.