— Я хотел бы услышать все еще раз, теперь уже из ваших собственных уст.
— Ну, я распрощался с приятелем у трактира, взобрался в свой паланкин и велел нести меня домой. Я отодвинул шторку на окошке паланкина, чтобы, знаете ли, впустить немного прохладного воздуха. Ну, и когда мы оказались как раз здесь, на углу, какая-то банда молодых шалопаев принялась меня оскорблять. «Жирный лентяй!» — кричали они, если вам угодно знать. Обычно я пропускаю такие вещи мимо ушей, но тогда я… я был… ну, если честно, то изрядно пьян, а потому, вероятно, излишне легковозбудим. Я велел своим носильщикам опустить паланкин и задать взбучку этим шалопаям. Тогда-то ко мне и подошел старый бродяга. Он пнул паланкин ногой и обвинил в том, что я издеваюсь над детьми. Такого уже я вынести не мог. Я вышел и ударил его в грудь. Он свалился на землю, где и остался лежать. — Лэн достал из рукава большой шелковый платок, вытер им пот с лица и продолжал: — Конечно же, мне следовало убедиться, что с бродягой ничего серьезного не случилось. Но это пришло мне в голову, только когда мы уже были на полпути, на склоне горы, и вечерняя прохлада несколько привела меня в чувство. Я сразу же велел остановиться и отправил носильщиков домой одних. Вы же знаете, какие это грубияны и пройдохи, им ни в чем нельзя доверять! Сам же я спустился вниз, но этого старика уже нигде не было видно. Ну, тогда я нанял новый паланкин и велел доставить меня домой. Как только я вышел у ворот своего дома, мне стало так дурно, что, извините за подробности, меня стошнило. Хорошо, что господин Ван с сыном стояли у ворот своего дома и помогли мне. Его сын — настоящий великан, но и ему стоило немалых усилий внести меня внутрь. Там я сразу заснул. Да, прекрасно понимаю, Ваше превосходительстве что мне не следовало оставлять старика, не убедившись, что с ним все в порядке. А теперь он, конечно же, подал вам жалобу. Но я готов оплатить ему причиненный ущерб, понятно, в разумных пределах, и…
Судья Ди поднялся с кресла.
— А сейчас пройдемте со мной, господин Лэн, — сухо сказал он.
Он вышел из кабинета, Дао Гань и озадаченный ростовщик последовали за ним. Когда они оказались во внутреннем дворе, судья подал знак начальнику стражи присоединиться к ним.
Они прошли по коридору в тюрьму, где судья приказал тюремщику провести их в одно из боковых помещений. Там стоял только грубый деревянный стол на двух подставках, покрытый циновкой из рисовой соломы. Судья приподнял край циновки и спросил:
— Вы знаете этого человека, господин Лэн?
Бросив на убитого беглый взгляд, Лэн вскричал:
— Он мертв! О святые Небеса, я убил его! — Он рухнул перед судьей на колени и запричитал: — Смилуйтесь, Ваше превосходительство, смилуйтесь! Это получилось случайно, клянусь вам! Я…
— У вас будет прекрасная возможность доказать это на суде, когда вы предстанете пред ним на вечернем заседании, — оборвал его судья. — А сейчас вернемся в мой кабинет, я еще не обо всем нас расспросил.
Он развернулся и вышел из комнаты, сердито размахивая широкими рукавами. Дао Гань с начальником стражи последовали за ним, прихватив с собой ростовщика. Когда они вернулись в кабинет, судья сел за письменный стол и подал Дао Ганю знак присесть напротив. Оставшись без места, Лэн стоял под недремлющим оком начальника стражи.
Судья некоторое время молча смотрел на ошарашенного ростовщика, потом внезапно спросил:
— Вы продолжаете настаивать, что никогда раньше не встречали этого бродягу? Что вы увидели его впервые только вчера, когда он вмешался в вашу ссору с мальчишками?
— Да, Ваше превосходительство, — упавшим голосом ответил Лэн.
Судья достал из рукава перстень и выложил его на стол, потом откинулся на спинку кресла и с кажущимся безразличием спросил:
— А зачем вы пытались обмануть моего помощника, когда говорили ему, что никогда не видели этого кольца?
Лэн очумело смотрел на перстень; казалось, что вопрос судьи его скорее озадачил, чем напугал. Наконец он судорожно заговорил:
— Я же не знал, что этот господин работает в судебной управе, Ваше превосходительство. Иначе я бы все ему рассказал, поскольку с этим перстнем не связано ничего особенного. Он напомнил мне об одном неприятном эпизоде, и у меня не было желания обсуждать его со случайным клиентом, появившимся в моем заведении. Если бы я знал, что это вы его послали, то я бы сразу ему все рассказал и…
— Не сомневаюсь. Но все же скажите мне, кто была та молодая женщина?
Лэн пожал округлыми плечами:
— Мне это неизвестно, Ваше превосходительство! Думаю, что подружка какого-то бродяги.
— А как она выглядела?
— Ну, довольно обычно. На ней была потертая синяя кофта без рукавов, а также медные серьги и браслеты, и… кажется, припоминаю, в волосы был воткнут красный цветок. Такая, знаете ли, миловидная простушка. Выглядела она довольно привлекательно, я бы даже сказал — слишком привлекательно, поэтому я решил сам ее обслужить. Дело в том, что мои прохвосты-приказчики сразу же начинают ухаживать за хорошенькой девушкой, а это неблагоприятно сказывается на репутации заведения. Ну, она выложила кольцо, которое теперь у вас в руках, и спросила, во сколько я его оценю. Я видел, что это добротная, старинная вещица, из чистого золота, да еще с красивым изумрудом. Как вы знаете, такое украшение стоит до пяти слитков серебра. А коллекционеры могут за него дать и шесть. Ну, тогда я ей и сказал: «Если вы закладываете, я могу дать сто медных монет, а если продаете, то совершенно новенький серебряный слиток». Поскольку дело — превыше всего, даже если клиентка такая милашка. Но девчонка вырвала у меня кольцо из рук! «Это не продается!» — гордо заявила она и вышла вон. Вот и все, клянусь, Ваше превосходительство!
— А мне это передавали несколько иначе, — язвительно заметил судья. — Прежде всего, расскажите-ка поподробней, о чем вы с ней шептались!
— Значит… значит, она уже все вам рассказала! — растерянно пробормотал он. — Вы прекрасно понимаете, какое это было для меня неприятное переживание. Но я сказал ей это только потому, что подумал: такая смазливая девушка, совсем одна, легко может попасть в какую-нибудь неприятную ситуацию… Ну, поэтому я и спросил ее, не желает ли она вечером выпить чашку чаю со мной в «Ивовом Квартале»? У меня есть там… одно место, где меня хорошо знают, но она…
— Вы так именно и сказали, что приглашаете ее на чашку чаю? — прервал его судья.
— Ну… нет, не совсем так… Вы же знаете, как бывает в таких случаях… Тут девушка разъярилась, послала меня к чертям собачьим, а когда я попытался объяснить ей, что не имел в виду ничего плохого, и взял ее за рукав, то она заверещала, что если я ее немедленно не отпущу, то позовет брата, который поджидает снаружи. Эта бабенка с характером! Но если она намеревается меня здесь обвинять, то…
Судья Ди выпрямился в кресле, уперся локтями в стол и, глядя ростовщику прямо в глаза, резко сказал:
— Вся ваша история про старого бродягу и про перстень — чудовищная смесь из правды и лжи, господин Лэн. Может быть, теперь я вам расскажу, что произошло на самом деле? У вас была договоренность с этой девушкой, и, когда она пришла, вы начали ее домогаться. Заткните рот и слушайте меня! На этот раз вы допустили явную промашку, потому что эта женщина, равно как ее брат и тот старый бродяга, принадлежали к одной и той же хорошо организованной банде. Потом старик пошел за вами, чтобы потребовать от вас откупного. Он пристал к вам на этом самом углу, но речь шла не о каких-то уличных шалопаях. Он потребовал от вас приличную сумму. Вы сбили его с ног и приказали носильщикам доставить вас домой. Но вы прекрасно знали, что он жив. Поэтому на полдороге вы вышли из паланкина, вернулись к бродяге и ударили его камнем в затылок. Затем вы отрубили ему четыре пальца на левой руке, чтобы таким образом скрыть факт отсутствия у него кончика мизинца, а тем самым и его принадлежность к тайному братству. Потом вы отнесли труп в заброшенную хижину дровосека в лесу.