– Вы не могли бы меня сфотографировать? – услышала Лада прямо под ухом.
– Могу, – повернулась Лада к просителю.
Он не был знаком ей. Хотя на свитере у него был опознавательный знак их группы – беджик с названием турфирмы «Кэтрин-Тур». Среднего роста, неприметный, сероглазый, не худой и не толстый, в стильных очках, которые поминутно поправлял. «Дужки надо поджать», – машинально подумала Лада.
Впрочем, это вряд ли избавило бы хозяина стильных очков от привычки. Это движение было как черта характера, как родинка на правой щеке, как застенчивая улыбка, с которой он попросил Ладу сфотографировать его на фоне вечного города.
В нем было все и не было ничего. Ничего особенного на первый взгляд. Незаметный герой оркестра, какая-нибудь крошечная дудочка, флейта-пикколо или скрипочка-альт. Скромная. Незаметная. Но убери ее – и расстроится ансамбль, и пропадет изюминка.
Сама она была совсем другой. Ее замечали всегда. Длинноногая, пепельноволосая, с правильными, красивыми чертами лица и стройной, совсем не оплывшей с возрастом фигурой, которой годы добавили только изумительной женственности, она одинаково привлекала оценивающие ее взгляды женщин и прикидывающе-озабоченные – мужчин.
А еще у нее были удивительные глаза, светлые-пресветлые, серые, чуть-чуть не дотянувшие до определения «стальные», но близко к этому. И взгляд соответствующий. «Насквозь вижу» – это как раз про такие глаза, обладательница которых была женщиной проницательной. Вероника ей даже советовала носить ложные очки, те, что с простыми стеклами, без диоптрий.
– Лад, ты как посмотришь, так знакомиться с тобой отпадает всякое желание! Ты извини, – говорила подруга, – но всякий человек, глядя в глаза другому человеку, желает видеть в нем расположенность к общению, как минимум. А у тебя тут вывеска: «Все ушли на фронт!» Или еще хуже: «Пива нет и сегодня не будет!»
Выслушав в сотый раз замечания подруги по этому поводу, Лада, в правила которой входило помимо всего прочего и такое: «Не посылать никого в задницу, чтобы туда не послали тебя!» – с нежной улыбкой сказала:
– Верусик! Знаешь что?..
– Что? – с готовностью выслушать откликнулась Вероника.
– А не пойти ли тебе в… далеко, с очками и замечаниями?!
Итак, в противовес заметной Ладе, мужчина был незаметным героем оркестра. Он протянул ей сверхтоненький цифровой фотоаппарат и сказал:
– Паша.
– Что? – переспросила Лада.
– Меня зовут Паша. Фамилия – Гронский. Адвокат Гронский. Может быть, слышали…
– Не слышала. Вы хотите, чтобы я вас сфотографировала?
– Совершенно верно! Тут все просто. – Адвокат Гронский потыкал кнопки своего фотоаппарата, отчего объектив выехал с характерным звуком «пи-и-и-и-у-у-у!». – Вид красивый, очень хочется на память, на фоне города…
Лада взяла протянутый цифровичок. Паша Гронский красиво привалился к балюстраде, Лада установила картинку на экране и мягко надавила на кнопочку.
Он улыбнулся в последний момент, и она увидела, что у него очень симпатичное лицо. «Добродушное и порядочное, – подумала Лада. – Хотя… лицо не может быть «порядочным». Это человек бывает порядочным, а бывает – не очень. А лицо бывает симпатичным или нет, и еще бывает «кавказской национальности». Смешно! Лицо определенной национальности!»
– Спасибо! – Гронский забрал у Лады фотоаппарат, посмотрел снимок. – А вас?
– Что «а вас»? – переспросила Лада.
– «А вас» как зовут и «а вас» не надо ли сфотографировать?
Лада внимательно посмотрела на Гронского:
– Зовут меня именем отечественного автомобиля, а фотографировать меня не надо – меня уже сфотографировали.
– Простите, «отечественный автомобиль» – это «жигули»?
– Да, не КамАЗ.
– Ну, тогда вы – Лада. Красивое имя! Редкое.
Такой непосредственности, какой-то детской коммуникабельности Ладе давно не приходилось видеть. Она всегда завидовала тем, кто вот так легко способен завязывать разговор. Лично для нее это всегда было большой проблемой. Почему-то думалось, что таким образом она собеседнику навязывает свое общение, пристает, отвлекает. Это был ее маленький «пунктик», доставлявший ей порой немало неудобств, с которым она безуспешно боролась. Правда, ей не скучно было в компании себя, любимой, поэтому она не очень страдала от «пунктика».
Наверное, из-за этого она и не замечала в течение трех дней Пашу Гронского, как, впрочем, и остальных путешественников. Она слишком погружена была в свои собственные мысли и совсем не присматривалась к соседям по автобусу и общему столу за завтраками и ужинами. Да и завтраки с ужинами были, как говаривала бабушка, «без церемониев». Скорое поедание пищи со шведского стола, когда завтракало и ужинало одновременно сразу несколько туристических групп, не способствовало обстоятельным знакомствам.