Ночь была высоко. Как это объяснить? Звёзды, они виделись в большом отдалении. Точно что ночные тучки способствовали этому. Помогала прохлада, тот самый ветерок. Та самая тишина. Упавшая к ногам, прямо передо мною темнота. Успокоением и отрешением от существующего мира. Но нужно было подняться. Что я и сделал.
Вернувшись домой, я какое-то время там же и отсутствовал. Потому что не о чем не думал. Я дремал. Я ещё не спал, ещё не успел переместиться прочь. От того очнулся, меня потянуло к старому комоду, который я не открывал тысячу образных лет, над которым и располагалось то самое зеркало. Пришлось встать на коленки, вытягивая на себя самый нижний ящик. Здесь у меня было что-то вроде архива. Множество старых фотографий, какие-то журналы и газеты, документы всех видов, больше имеющие отношения к моим родителям, чем ко мне. И ещё много всякого из прошлой, давно минувшей жизни.
Руки сами потянулись вытащить старую картонную папку, из-под самого низа, на которой было написано моей рукой: старая квартира. Я открыл эту папку, вместе с ней переместился на диван, разместился поближе к жёлтому настенному светильнику, и стал медленно и очень аккуратно смотреть содержимое папки. Там были мои рисунки, там были школьные тетради за пятый и шестой класс. По истории, по литературе, по географии. Там же нашли себе место все школьные групповые фотографии. Я с огромным интересом рассматривал всё это. Дошел до своих детских сочинений, и тут же подумал: как же всё это сохранилось, причем ведь здесь полный порядок. Мои сочинения представляли из себя необъяснимую абракадабру. Но сейчас это не вызывало никакого отторжения, напротив, от этого становилось хорошо и легко на душе. Вот мои альбомы, куда я наклеивал фотографии из газет и журналов, фотографии на тему футбола и хоккея. Под каждым фото подпись, каждое газетное фото стало жёлтым. Другое дело — это снимки из журнала Физкультура и спорт, они точно что не изменились. Волна воспоминаний окатила меня. Я принял внутрь две порции технического самопала, я жадно закурил. Я хотел все положить обратно. Ведь остался всего один листочек, бывший в клетку, бывший чистым. Но что-то меня остановило. Я докурил сигарету, я вытащил этот листочек, перевернул его — и увидел то, что заставило меня сжаться. Там моей рукой была нарисована та самая собака Баскервилей, там имелся крайне странный текст, от которого мне стало не по себе. Но лишь на какое-то время, дальше я пришел в себя. Я всё понял. Я всё вспомнил. Давно это было, тот черный щенок, который жалобно скулил. Он не хотел умирать. Я пытался его спасти. Я делал всё, что мог, как я это понимал. Бегом, с ним на руках, я бежал на улицу Фестивальную, где находилась ветеринарная клиника. Но меня не приняли, моего друга даже не захотели посмотреть, не то чтоб оказать помощь. Да и пострадал он от людей, кто-то, видимо, ногами искалечил добрую простую бездомную собачку.
Ведь тогда, ведь после этого, я в отчаянии нарисовал картинку, в которой увидел мертвую собачонку совсем другой. Тогда мне в голову, и как бы со стороны продиктованный, пришел этот текст, который даже тогда показался мне странным. Поэтому я спрятал эту страничку, поэтому я не хотел её видеть. И ещё я очень хотел забыть, всё то, что случилось. Очень хотел забыть. Но и очень долго не мог этого сделать. Лишь в последствии, когда минули годы, когда жизнь предъявила мне такое количество дерьма, что определенного обстоятельствами, что и подаренного людьми. Тогда я забыл, забыл прочно. Выходило, что навсегда. Но нет не навсегда. Настало время и всё вернулось. В другой форме, в той, о которой я мечтал, чтобы отомстить им всем, и тем, кто виноват, и всем остальным, кто не имел к этому отношения. Но им тоже, поэтому для меня отношение они имели, ещё как имели.
По телу прошёл жар. Стало страшно и радостно одновременно. Собака вернулась, чтобы помогать мне, чтобы добром заплатить за добро. Пусть я понимаю, что это добро — это добро только в моем понимании, для них зло. Для них оплата симметрична, за зло злом. Ровно так, как я хотел, о чем я мечтал в ту ночь, когда долго не мог заснуть, когда страшно гремела чудовищной силы гроза, когда принесла она потоки холодной воды с неба, и когда за гаражами лежал мертвый маленький черный щенок, которого я утром собирался там же похоронить. Возле зелёного забора складов госрезерва, в том месте, где никто его никогда не потревожит.
Я поднялся с дивана. Я сложил назад всё то, что было в папке. Я сделал единственное изменение, положив листочек с собакой на самый вверх. Выкурив очередную сигарету, я убрал старую картонную папку обратно в комод.