Купол святого храма — как купол небес, проливающих на землю божественный свет. Эту связь небесного и духовного исламские архитекторы уловили задолго до Синана. Плоскую кровлю древней мечети Улуджами в Бурсе, например, нарушают 19 опирающихся на колонны куполов. Один купол отсутствует: отверстие защищено стеклом, под которым бьет фонтан. Благодаря свету и тонкой игре со светом мечети кажутся еще более величественными и просторными, чем они есть на самом деле. Эту игру и довел в своих творениях до совершенства Синан. Он перенял у византийцев искусство создания свободного купольного пространства, добившись новых решений за счет перенесения наружу опорных столбов. Синан шел от общей формы к частной: невесомый купол становился не завершением, а началом, не крышкой над головой, а окном в небесный мир, задавал ритм пространства. В отличие от своего современника Микеланджело, Синан новых масштабов не искал, может быть, оттого, что владела им заветная мечта. И в конце концов турецкий зодчий все-таки вознесся к свету — выше Святой Софии, образца его подражания и объекта его духовного желания. На дворе стоял честолюбивый XVI век, век Тициана и Ивана Грозного, Коперника и Кортеса, Рабле и Нострадамуса, столетие Возрождения и Варфоломеевской ночи, время света и тьмы. По приказу султана Мимар Синан, православный грек, нареченный Иосифом, перестроил главный константинопольский храм, не тронув сам собор, но добавив к его архитектурному комплексу четыре высоких минарета. Перестройка пусть величественного, но чужого не приносила удовлетворения: Синан жаждал сам построить нечто еще более великолепное.
Путь к исполнению мечты занял почти всю жизнь, а прожил Мимар Синан без малого столетие. Он был сыном простого сельского каменщика из Каппадокии. Христианская кровь рано смешалась в нем с «турецкой верой»: юношу рекрутировали в янычары и обратили в мусульманство. Он обучился ремеслу плотника; участвовал в походах султанских армий на Вену, Багдад, Корфу, в Молдавию. В должности придворного архитектора Синан прослужил ровно пять десятилетий; под его руководством от Сараева до Дамаска построено более трехсот зданий — мечети и гробницы-тюрбе, школы и медресе, благотворительные кухни и богадельни, больницы и зернохранилища, акведуки и караван-сараи, дворцы и крытые источники, бани и фонтаны. Синан оставил память о себе и на территории бывшего Советского Союза: под его руководством возведены мост через реку Прут и красивая Джумаджами (Пятничная мечеть) в Евпатории.
Ступени ремесла Синан обозначил себе сам, уже стоя на вершине профессии: мечеть Селимие он назвал «мастерской», стамбульскую мечеть Шехзаде, построенную в честь рано умершего султанского сына Мехмеда, — «ученической работой», мечеть Сулеймана — «пробной работой». Сулейманджами зовут еще «мечетью света»: ее причудливо украшенный мрамором интерьер освещается с помощью почти полутора сотен окон. Как раз «пробная работа» Синана (а занимает мечеть Сулеймана целый квартал — помимо молельного зала с пристройками, это еще и благотворительная кухня, и библиотека), как считают специалисты, и есть настоящий образец таланта этого архитектора. Над характерным, словно двухъярусным, куполом блистает исламский полумесяц, а внутри, в древних стенах, на которых начертаны золотой краской аяты — священные стихи Корана, невнятно причитает паломник, отбивающий земные поклоны в сторону Мекки. Молельный зал Сулеймание, самый светлый и ясный в Стамбуле, отделан бледными мраморными плитами, и камень отполирован так тщательно, что, кажется, светится изнутри. Сюда могут вместиться до 10 тысяч человек одновременно. И до каждого доносится негромкий голос имама-хатиба, ученого богослова, наставника мусульманской общины. Синан распорядился вмуровать в стены и купол мечети полые резонирующие кувшины, так что молитва слышна повсюду: «Свидетельствую, что нет Бога, кроме Аллаха! Свидетельствую, что Мухаммед — посланник Аллаха!» Во времена Синана и султана Сулеймана под этим куполом потрескивали четыре тысячи свечей, но сама мечеть была такой же. Свободный союз выверенных размеров, сечений и пропорций, букет света и камня в замкнутом пространстве. Даже в неяркий день нетрудно заметить, как столпы света словно поддерживают легкий, невесомый почти, купол мечети. Выше этого купола — только небо. А там другое свечение, там сам Бог Вседержитель.
Многие стамбульские мечети Синана, и те, что я уже перечислил, и мечеть Рюстема-паши, и мечеть Михримах, прекрасно видны либо с переброшенного через залив Золотой Рог моста Галата, либо с высокого холма, на котором, в двух шагах от Айя-Софии, расположен сераль — роскошный султанский дворец Топкапы («Высокие ворота»). В дворцовой бане, где некогда убился злосчастный Пьяный Селим, устроена теперь сокровищница, там хранится один из крупнейших в мире алмазов, «Ложечник», весом 82 карата, еще один наглядный символ красоты света. Помимо чистой воды бриллиантов, дворец набит и другими реликвиями: тут и волосы из бороды пророка Мухаммеда, и гигантский, как след снежного человека, отпечаток его ступни, и фрагменты его святых писем. Просторный гарем по соседству, к постройке нескольких корпусов которого тоже приложил руку архитектор Мимар Синан, дает досужим посетителям другие поводы для развлечения: вокруг специальные комнаты для обрезаний да спальни белых евнухов. Рядом, в оружейной, выставлены острые мечи с невеликими рукоятями: у славных витязей были маленькие ручки, таившие в себе огромную силу, что позволяла разрубать вражеского всадника от маковки до чресел. Вот тут мощь и богатство завоевавших полмира Османов предстают во всем размахе величия; тут приходит на ум вопрос о том, чему служили талант и мастерство зодчего.
Именно Мимар Синан — Светлейший османской архитектуры, но, как ни странно, к числу его творений не принадлежат ни самая большая мечеть в Турции, ни самая главная мечеть Стамбула. Хотя и та и другая к славе и наследию Синана имеют прямое отношение. Гигантскую мечеть Коджатепе, подземные помещения которой вместили просторные чайные залы и большой универмаг, в турецкой столице Анкаре построили «в стиле Синана» в самом конце XX столетия. А мечеть Султан-Ахмед-джами, названную Голубой из-за расцветки бесчисленных мраморных и керамических изразцов, возвел всего-то через четверть века после смерти мастера, в строгом соответствии с его заветами, ученик Синана Мехмед-ага. Стамбул все еще воевал с духом Константинополя: султан Ахмед повелел построить грандиозный храм напротив Святой Софии, на месте бывшего дворца византийского императора. Голубая мечеть, в молитвенной нише которой хранится осколок священного черного камня Каабы из Мекки, не принесла счастья султану, имя которого ей суждено носить до сих пор: Ахмед умер в возрасте 27 лет от тифа. А возведенный учеником Синана великолепный храм стоит рядом с храмом, который Синан перестроил.
Виктор Гюго утверждал, что архитектура — это литература неписьменного века. Книга как средство передачи информации грядущим поколениям пришла на смену зодчеству только в эпоху всеобщей грамотности. Мысль француза Гюго развил сербский писатель Милорад Павич, которому тоже не по нраву линейность, однонаправленность книжного творчества. Архитектура многообразнее литературы, утверждает Павич, потому хотя бы, что памятник открыт со всех сторон, его можно изучать, по своему вкусу выбирая угол зрения. Если руководствоваться такой вот системой координат, то мечети Мимара Синана, построенные в ту пору, когда самостоятельное чтение Корана было под силу немногим, — точно не проза жизни. Это — стихи, это — поэма, это — светлый торжественный гимн.
Блаженство постигает посетителя не только в исламских храмах духа, хотя, строго говоря, мечеть вовсе не окружена привычным для христиан, когда речь идет о церквах, ореолом святости. По-арабски мечеть зовется «масджид», дословно — «место, где отдаются земные поклоны», это скорее общественное здание для коллективных молений. По схожему с мечетями принципу Синан строил и храмы тела — общественные бани. Одна из них, Чемберлиташ, считается той высокой ступенью зодчества, о которой Синан, создавая ведущую в небо лестницу своих достижений, предпочел умолчать. В отличие от мечети, в бане ты не стоишь на коленях, уткнувшись лбом в пол, а возлежишь на подогретом мраморном камне, счастливо уставившись в потолок. От турецкого неба отделяет лишь невесомый купол Синана — купол испещрен круглыми стеклянными отверстиями в шесть рядов, число стекол в каждом ряду кратно шести, как кратно шести все, что придумал архитектор в этом здании. В центре купола стеклянные звезды Синана сливаются в одно стеклянное солнышко, и, глядя на него, осознаешь, в чем заключается загадка мастерства зодчего. Тот свет, что наполняет построенные Синаном здания, не отгораживает человека от неба. Напротив — объединяет с ним.