Как некогда "Человек - это звучит гордо", у Горького с настоящей, торжественной гордостью звучит "Я социал-демократ, потому что я р е в о л ю ц и о н е р". Но он понимает, что революционеры и революции бывают разные, а поэтому приводит определение для "социал-демократического ученья": оно - н а и б о л е е р е в о л ю ц и о н н о е. Почему "наиболее" - не объясняет, хотя речь идет об "учении", а тут уж непременно нужно бы объяснить. Но знание своего друга и его, андреевских, собственных вкусов и воззрений - сразу подсказывает ему тут, что именно должен возразить Леонид Андреев: "К а з а р м а"! Социал-демократизм мерещится туманно революционной русской интеллигенции, для которой 1905 год пришел в обличии ликующего, стихийного восстания, импровизации уличных баррикад, импровизации форм управленья, Советов, - как льющийся поток звуков под рукой гениального пианиста-импровизатора, - социал-демократизм для этой интеллигенции, во всей "сухости" своей дисциплины, во всей "категоричности" своих требований, во всей строгости своего жизненного устава - мерещится именно скучной, обязательной, насильственной казармой, как Гиппиус мерещился он куклой в руках у Дьявола. И тут бы Горькому раскрыть великие идеи Маркса, весь новый гуманизм, который целостно, полностью, приращенно, implicite, то есть как бы целиком уже содержащийся в практике большевиков, представляет новую грандиозную страницу в книге истории человечества, меньше всего похожую на "казарму". Но вместо этого Горький сразу как бы соглашается с Леонидом Андреевым, лишь снисходительно объясняя ему что "во всякой философии - в а ж н а ч а с т ь к р и т и ч е с к а я, ч а с т ь ж е п о л о ж и т е л ь н а я д а ж е н е в с е г д а и н т е р е с н а, н е т о л ь к о ч т о в а ж н а". Не обращай на это вниманья - как бы поучает он Леонида Андреева, боящегося "казармы". Важна критика, важно отрицание!.. Но тут опять встает на пути его мышления заминка. Горький спотыкается об анархизм. Ведь куда проще - анархизм из рук вон революционен, анархизм вовсе как будто лишен "положительной части", он весь с головой и хвостом укладывается в критику и отрицание... Но нет! Горький не хочет сползать неведомо куда, он не анархист, он в социал-демократической партии. Словно говоря с самим собой (как это часто случается в его письмах к Андрееву), словно рассуждая и споря внутри себя, как в шахматы играют сами с собой, Горький отвечает себе: анархизм - нечто очень уж примитивное. Отрицать ради утверждения полной, абсолютной независимости своего человеческого "я" - это великолепно (это, как ты, друг Андреев, хочешь в своих драмах), - но отрицать для отрицанья - бессмыслица, "не остроумно". И тут Горький подходит к гениальному выводу, ярко озаряющему и весь жизненный путь его, и весь его внутренний мир, и - объяснивший мне всю степень любви к нему Ленина именно з а э т о, за наличие э т о г о в Горьком... Он пишет: "В конце концов - анархизм мертвая точка, а человеческое "я" суть начало активное..." Тут даже и "суть" простишь ему! Тут даже и все остальное простишь ему! Да, человеческое "я" - начало активное! Да, оно противостоит всем пассивным философиям мира, всему, что ведет к мертвой точке. Да, да, в человеческом "я", как в главном фокусе, природа заложила свою кульминацию роста, движения, преодоления, стремления, познавания назовите, как хотите, - великий хоботок действенного процесса, заключенного для человека в вечную проблему "смысла жизни". А проще сказать - человеческое "я" это то, что ж и в е т, это жизнь в наиболее интенсивной - сознательной - ее форме, - в росте. "Человеческое "я" начало активное", - эта формула Горького сильней, содержательней и потенциальней, на мой взгляд, чем повторяемое на все лады "Человек - это звучит гордо".
На протяжении всех лет дружбы Ленина с Горьким было у них много не только расхождений во взглядах, не только споров, но и фактического "принятия мер" против появлений в печати обоюдных взглядов, отрицавшихся то одной, то другой стороной. Мы уже видели, как Ленин "принял меры", потребовав специального постановления ЦК, чтоб статьи, подобные горьковской "Владимир Ильич Ленин", не появлялись в журналах, "как неуместные". Ленин, несмотря на просьбу Горького возобновить выход "Новой жизни", - оставил эту просьбу без внимания. И больно читать, когда на просьбу самого Ленина в январе 1916 года помочь издать его брошюру, где он "старался как можно популярнее изложить новые данные об Америке, которые... особенно пригодны для популяризации марксизма и для фактического обоснования его", просьбу, сопровождаемую фразой, от которой сжимается сердце: "В силу военного времени я крайне нуждаюсь в заработке и потому просил бы, если это возможно и не затруднит Вас чересчур, ускорить издание брошюры"*, ответа, по-видимому, от Горького не последовало, и, во всяком случае, в издательстве "Парус", куда она была послана и где Горький был почти хозяином, - брошюра Ленина "Капитализм и земледелие в Соединенных Штатах Америки" не появилась. Она была напечатана только в 1925 году, в 22 томе первого ленинского собрания. Но самым жестоким, на мой взгляд, в истории этой дружбы - и самым характерным для непонимания Горьким марксизма - было письмо Горького к Пятницкому, предупреждавшее, чтоб Пятницкий не издавал в России "Материализма и эмпириокритицизма":
_______________
* Л е н и н В. И. Полн. собр. соч., т. 49, с. 170.
"...Относительно издания книги Ленина: я против этого..." (Дальше идут объяснения, почему "против", с комплиментами по адресу Ильича, - он боец, он назовет дурачками своих противников, издающих эту книгу.) "...Спор, разгоревшийся между Лениным - Плехановым, с одной стороны, Богдановым - Базаровым и К°, с другой - очень важен и глубок. Двое первых, расходясь в вопросах тактики, оба веруют и проповедуют исторический фатализм, противная сторона - исповедует философию активности. Для меня ясно, на чьей стороне больше правды..."*
_______________
* В. И. Ленин и А. М. Горький. Письма, воспоминания, документы, с. 42.
Это Ленин и Плеханов, марксисты, - проповедуют исторический фатализм! Хотя и ребенок знает, - а тем более должен знать член социал-демократической партии, что "философы до сих пор только объясняли мир", а существо философии Маркса - в задаче "преобразовать мир". Ленин "фаталист", создавший передовой отряд преобразователей мира, перевернувший страницу в истории общества! "Фаталистично" учение о свободе, предполагающее в человеке величайший самостоятельный акт его "я" сознание необходимости! И рядом - компания эпигонов умирающей философии девятнадцатого века, эпигонов, не сумевших даже понять Гегеля, перешагнувших через Гегеля, - вся пресловутая "философия активности" которых заключалась в изготовлении "и нашим, и вашим" окрошки, где можно было бы залить противоположность между идеализмом и материализмом растворителем - домашним русским квасом. Я понимаю, как бешено мог ругаться Ленин. Но, ругаясь бешено, во всю мощь своей кипучей натуры, Ленин никогда не поднимал руку на Горького, на свою любовь к Горькому. В четвертом "Письме из далека", в труднейшее для Ленина время, сразу после Февральской революции, в марте 1917 года, - земля горела у него под ногами в Цюрихе, и каждым нервом своим он тянулся в Россию, - и тут даже не смог он устоять перед Горьким, перед его улыбкой. А разбушеваться по-ленински было за что:
"Горькое чувство испытываешь, читая это письмо, - пишет Ленин о послании Горького после Февральской революции Временному правительству и Исполнительному комитету, - насквозь пропитанное ходячими обывательскими предрассудками. Пишущему эти строки случалось, при свиданиях на острове Капри с Горьким, предупреждать его и упрекать за его политические ошибки. Горький парировал эти упреки своей неподражаемо-милой улыбкой и прямодушным заявлением: "Я знаю, что я плохой марксист. И потом, все мы, художники, немного невменяемые люди". Нелегко спорить против этого.
Нет сомнения, что Горький - громадный художественный талант, который принес и принесет много пользы всемирному пролетарскому движению.
Но зачем же Горькому браться за политику?"* Максим Горький в своем обращении к февральскому правительству выразил, по мнению Ленина, "чрезвычайно распространенные предрассудки не только мелкой буржуазии, но и части находящихся под ее влиянием рабочих"*.
_______________
* Л е н и н В. И. Полн. собр. соч., т. 31, с. 48 - 49.
* Т а м ж е, с. 49. Позднее, в 1933 году, в письме к И. А. Груздеву Горький отрицал, но, правда, не очень убедительно, существование такого "обращения" и приписал его выдумке иностранной прессы. См.: Г о р ь к и й М. Собр. соч., т. 30, с. 303.