Домой возвращаюсь спустя четыре часа. Телефон отключен, и папа больше не докучает мне звонками. Любуюсь новеньким маникюром. Яркие блики на ноготках отражают солнечные лучи поднимая мое настроение до небес. Волосы, свободно лежащие по плечам и спине приятно шевелит легкий ветерок. Чувствую легкость во всем теле. Я порхаю словно бабочка с цветка на цветок и ни что, абсолютно ни что, не сможет сейчас испортить мне настроение.
Неподалёку от подъезда снова трется Дровосек. В компании Тимура и еще двух парней, они стоят около его машины и ржут как кони. Что-то он зачастил. Таскается сюда каждый божий день, как на работу, якобы к Тимуру. На самом деле мы оба знаем, чего он здесь ошивается. Не здороваясь с Тимом прохожу мимо них, ощущая, как спину покалывает от его взгляда. Скрываюсь за дверью. От былой легкости не остается и следа. На плечи будто бы ложится невидимый груз. В районе солнечного сплетения затягивается узел и как по спирали закручивается во мне, заставляя плечи ссутулиться, а голову опуститься. Он наварное не отвяжется теперь от меня, будет шастать по пятам словно тень. Не понимаю его поведения. На что он рассчитывает? Я даже в сторону такого парня никогда не посмотрю. Он немного смахивает на гопника и если Тимур, выглядит как столичный красавчик, не смотря на то, что живет здесь последние несколько лет, то этот смахивает на какого-то Алешу из колхоза «Верный путь».
Лифт поднимает меня слишком быстро и наконец мне доходит, что скорее всего, сейчас я встречусь с папой и его способностью сбивать людей с ног дикими воплями. Что-что, а это он умеет. Хорошо, что у меня стойкий иммунитет к его истерикам. Наверное, я уже привыкла.
Как я и предполагала, отец дома. Это чувствуется по энергетике, царящей в помещении. Разуваюсь, стягиваю курточку и бросив сумку на банкету, иду к себе, мысленно отсчитывая секунды до начала Армагеддона.
— Где-ты была!? — папин голос глухой, грудной, с легкой хрипотцой, впервые за долгое время заставляет меня поежиться.
— Я приводила себя в порядок, — откинув волосы за спину поворачиваюсь к нему. — Мне давно, нужно было посетить салон, я решила, что сегодня тот самый день.
— Деньги где взяла?
— Не волнуйся, не у тебя. Можешь пересчитать свои богатства, над которыми ты чахнешь, — отворачиваюсь, прохожу к окну. Слегка отодвинув занавеску, смотрю вниз. Он все еще здесь.
— Если я узнаю, что ты нашла себе какого-нибудь хахаля… — зло цедит папа.
— А почему бы и нет? Может замуж выйду удачно и наконец избавлю себя от этого нищенского существования и тебя от своего общества.
— Да кому ты нужна, бестолковая кукла!? — его слова бьют меня хлёсткой пощечиной.
— Кому-нибудь вроде тебя! — плююсь словами словно ядом. — Ты же тоже в свое время женился на маме, когда ей едва исполнилось девятнадцать. — Не думаю, что при желании я не найду себе того, кто захочет обеспечить мне достойную жизнь. Если родному отцу дела до меня нет, впрочем, как и родной матери. Но она то хоть что-то сделала для меня.
— Так ты считаешь?
— А как мне еще считать? Ты унижаешь меня и позволяешь своим подчиненным делать тоже самое! Я никогда больше не пойду в этот гребаный офис, сканировать никому ненужные бумажки и выполнять распоряжения твоей макитры секретарши. Для чего ты это делаешь, папа!? Ты прекрасно знаешь, что не добьешься от меня покорности с барского плеча кидая мне эти гроши, как подачку.
— Когда ты уже уяснишь себе, что деньги не сыплются с небес! Люди их зарабатывают. Зарабатывают, понимаешь!?
— Не все в этом мире рождены, чтобы работать, — вздернув подбородок смотрю ему в глаза. — Мама никогда не работала!
— Твоя мать содержанка! Всегда ей была и будет! У нее ничего нет за душой, она абсолютно нищая. И морально и материально нищая. Как ты этого не поймешь!? Она растратила все деньги, которые отсудила у меня при разводе, а теперь нашла себе нового лоха. Когда обведет вокруг пальца его, еще пару лет поживет в свое удовольствие. Нет у нее никакого будущего, она уже не молода. Рано или поздно, она останется на обочине этой жизни совершенно ни с чем.
— Ей всего тридцать девать! О какой обочине жизни ты говоришь!?
— А мне шестьдесят, и я лучше знаю эту жизнь и не позволю тебе испортить свою, — папа давит на мое плечо заставляя сесть на кровать. — Откуда у тебя деньги? — его голос снова становится резким. За этой резкостью прячется волнение, я давно его изучила.
— Не твое дело!
— Ах, не мое? — папа скрывается за дверью, спустя минуту возвращается в мою комнату.
— Что ты делаешь!? — глазами полными ужаса наблюдаю за тем, как он сдергивает мою одежду с плечиков, трамбуя ее в черный мусорный мешок. — Не смей!! Не трогай!!! — реву во весь голос, цепляюсь за его руку. Он отталкивает меня не оборачиваясь, и не успокаивается пока мой шкаф не пустеет фактически полностью. В нем остается болтаться всего несколько вещей совершенно не представляющих никакой ценности. Распахивает вторую половину шкафа и рукой сгребает на пол туфли. — Нет! Нет! Нет! — топочу ногами, зажмурившись, как маленький ребенок. — Я тебя ненавижу! Не трогай! Не смей!! — но безразмерный мешок заполняется моими вещами почти под завязку.